Видимо, этот поцелуй стал последний каплей. Иррациональность происходящего и ежедневные попытки выжить были слишком тяжелой ношей для меня. Я никогда не была сильной. Я упустила руку на пол рядом с собой и нащупала маленький острый камушек. Будто в замедленной съемке я отстраненно наблюдала за тем, как одной рукой я крепко сжимаю готовый в любую минуту порвать мою тонкую кожу камень и подношу его к вене на другой руке. Всего одно движение, и всё закончится. Краткий миг боли и долгожданная свобода. Упасть в вечное небытие было так желанно.
«Я не выдержу больше. Я устала. Я не обязана никого спасать. Ничем жертвовать», – такие трусливые и бесстыдные мысли вихрем пронеслись в голове, а рука уже с силой прижимала острый край, касаясь гулко бьющейся вены на запястье.
– Ма? – вопросительный окрик моей племянницы рядом заставил меня вздрогнуть, а камень выпасть из моей руки.
Я перевела полу осмысленный взгляд на стоящую рядом Катю и приведшею ее Марьяну, которая с глазами полными грусти и понимания смотрела на меня. Я вдруг осознала, что она не стала бы меня останавливать. Она как никто другой знает, что такое жизнь в этом дворце и что каждый сам волен выбирать свою судьбу. Она слегка поклонилась мне и быстрым шагом ушла прочь.
– Ма? – более встревоженным голоском, теребя меня за руку, потребовала от меня ответа моя малышка.
Я рывком притянула ее к себе и зарылась лицом в ее волосы. От долгого сидения на холодном каменном полу в моих черных обрывках ткани и пережитого стресса меня заметно трясло.
– Прости, прости меня, мое солнышко! Прости меня! – целуя макушку моей крошки, без устали просила я у неё прощения, постепенно успокаиваясь.
Катя, не зная, что со мной, но на интуитивном уровне понимая, что произошло что-то плохое, с беспокойством смотрела на меня своими глубокими карими глазами.
«Вся в отца», – мельком подумала я. Мысль о брате придала уверенности. Если бы он был на моём месте, он бы не стал расстраиваться из-за таких мелочей, а сделал бы все возможное и невозможное чтобы вернуть мне ребенка. Так что я должна сделать то же самое для него. Ради самого дорогого, что есть в моей жизни – моей семьи.
С такими мыслями я решительно встала с пола и зашла в нашу комнату. Стянула ненавистные тряпки, надела обычное здесь серое платье, подхватила теплое одеяло и вместе с Катей отправилась к клетке Грцеллы. Кошка, будто почуяв мое настроение, беспокойно металась вдоль своего загона до тех пор, пока не увидела наши фигуры. После этого она свернулась клубком рядом с нами и задремала. Я расстелила одеяло, села на него, прислонившись спиной к боку кошки за прутьями её стальной тюрьмы и, усадив на колени Катю, внимательно посмотрела на окружающий нас безжизненный пейзаж, кажущийся ещё более мрачным в надвигающихся сумерках.
Сейчас я безумно скучала по моему миру. По бурным чистым рекам, высоким заснеженным пикам гор, по золотистым пышным лугам пшеницы. Я закрыла глаза, представляя родные сердцу места, и запела неожиданно для себя: «Ах ты степь широкая, раздольная…»
Голос мой лился протяжно и уверенно. Кажется, на мгновение я даже оказалась в тех местах, о которых пела, вдохнула полной грудью особенный воздух родного мира, но песнь закончилась, и образ, вставший перед глазами, исчез словно мираж. Я легко поднялась на ноги и с улыбкой повела племянницу за руку обратно в наши покои. Завтра будет сложный день, и я обязана выспаться, чтобы бороться с новыми силами. Теперь я уверена, что смогу биться до конца.
