– Вижу, ты не усвоила урок, – протянул руку и осторожно провел ладонью по гладким темным волосам. – Мне очень жаль, детка. Мне так жаль…
– Нет… – хрипло простонала она и снова затряслась.
Кап-кап…
Глухую тишину помещения взорвали падающие на пол капли вязкой крови.
Металлический запах, поднимающийся от ее сочащихся кровью ран, он меня пьянил. Пахло страхом, болью, раскаянием и… искуплением. Чем больше она страдала, тем больше освобождались мы оба. От ее грязи, ее предательства, ее лжи.
– Ну-ну-ну, сладкая… – запустил пальцы в ее волосы и наклонился ниже. Придавил ее своим весом и медленно втянул кисловато-терпкий запах пыли и пота. – Ты же понимаешь, придется потерпеть. Иначе – никак.
– Нет… – ее голос снова приобретал противные, истерические нотки, сильно раздражавшие меня.
Они взрывали мозг, точно тяжелые, скрипящие от старости жернова.
– Не зли меня, пожалуйста, – попросил, морщась. Сжал пальцы в кулак, подтягивая ее затылок к своему лицу – следом за прихваченными волосами. – Не зли, детка. Во всем этом только твоя вина. Ты же знаешь? – превозмогая боль, сглотнул и вдохнул побольше воздуха. И вдохнул ее запах, – мне тоже больно. Очень, – коснулся лбом ее затылка и всхлипнул отрывисто, совсем как она. – Выход лишь один, сама понимаешь. Мы не можем быть вместе, пока на тебе его следы. Их следы. Тебе нужно очиститься…
Ее плач эхом отдался под сводами стен. Рассыпался на сотни маленьких стонов, обвился вокруг моей шеи тугим узлом, сдавил легкие.
Мы страдали вместе. Опять.
Это была наша общая боль.
– Скажи, что тебе жаль, детка. Скажи, – попросил, прижимаясь к ней сильнее.
Корни ее волос затрещали от сильного натяжения, обезумевшие от ужаса глаза уставились в потолок.
– За что? – прохрипела она, хватая ртом воздух.
Пришлось усилить хватку. Теперь затрещали ее шейные позвонки.
– Да, да! – завопила. – Мне жаль!
Отпустил, позволив ей удариться лбом о столешницу.
– Я рад.
По моей щеке покатилась слеза.
– Боль… она исцеляет, – подтянул к себе столик, на котором лежало все необходимое, и застыл, разглядывая сквозь прорези в мешке ее бледную кожу, покрытую каплями пота. – Тебе очень повезло, что я готов простить тебе твой грех. Все будет по-прежнему, обещаю. Мы снова будем вместе, когда этот ад закончится. Я помогу тебе пережить боль, как однажды пережил свою. А ты раскаиваешься?
– Мм… – обессиленно промычала она.
Я смотрел на ее крепко связанные запястья, покрасневшие от веревок. На багровые синяки на крепких бедрах. На запекшуюся кровь на идеально белой спине. Слышал, как быстро и рвано бьется ее сердце, как сбивается от ужаса дыхание. Мои глаза заволокло слезами.
– Что ты сделала с нами? – закусил губу до боли. До бешеной пульсации в ушах. До привкуса крови во рту, смешивающегося с каплями соленых слез. – Ты все испортила. Ты разрушила то, что было. И теперь мне придется все исправить. Исправить.
– Пожалуйста… – из последних сил всхлипнула она. – Нет. Только не это снова…
Я положил свои ладони на ее раны, заставив вздрогнуть.
– Вот что мне приходится с тобой делать, детка. И все из-за тебя!
– Нет…
– Зачем тебе это нужно было? Ведь все было хорошо! Неужели я плохо с тобой обходился? Ведь нам же было хорошо вместе… Или ты всегда обманывала меня?
Она задергалась, в последний раз проверяя веревки на прочность. Чувствовала приближение неминуемого, но еще надеялась его избежать.
– Пришло время избавления от боли.
