Спешно свернув чаепитие, мы двинули к смотровым, где кричали, корчились и стонали шестнадцать юных первокурсников. Дежурная сестра из магичек уже поставила дополнительные звуковые пологи, иначе бы в муках от криков корчились и все обитатели приемного покоя.
На вызов администратора подскочили ещё два дежурных хирурга, один терапевт и анестезиолог. В двенадцать рук и шесть глоток мы скоренько разобрались с жертвами взрывного дела и удовлетворенно-предвкушательно разбежались по операционным. Нам, пытливым умам, поле для новой деятельности только в радость.
Заминка произошла только по части распределения анестезиологов.
Нас, оперирующих хирургов, было трое, анестезиологов двое, но Белка-то ещё и рвалась сшивать всем предоставившим такую возможность сосуды.
Дело уже шло к драке, а ведьмы все никак не желали договориться. Впрочем, тут мой подопечный лишился пульса и решил-таки исход конфликта: я умыкнула ворчащую Белку себе, аргументировав ей вынужденный выбор тем, что работы по профилю в предоставленном экземпляре нам хватит на двоих за глаза. К тому же в смотровых оставались ещё жертвы собственной неосторожности, поэтому практиковать нам обеим полнехонький день, освободиться бы к вечеру.
Медкорпус отпустил уже заполночь. Маги-первокурсники попались упертые и лечиться нужным образом отказывались. Да и взрывное устройство вышло с магической начинкой, раны вели себя совершенно своевольным, подчас вовсе непредсказуемым образом.
В комнату общежития я буквально вползала.
На входе меня встретила домовушка, тетка Ыгая, и сразу уточнила, желает ли мое ведьмачество поздний ужин.
Ведьмачество желало в душ и спать, но домовушка была женщиной упертой, оттого и настояла на стакане молока с живительным медом.
Последнее было не столько фигурой речи, сколько точным определением сути: живительный мед поднимал на ноги любого обесточенного, обессиленного и даже интерес к жизни утратившего. Действие нектара было временным, скорее, мобилизующим, нежели в действительности напитывающим, и употреблять его рекомендовалось исключительно в крайних случаях.
Мой случай крайним не был.
На мой взгляд так точно.
По мнению тетки Ыгаи, со стороны все выглядело несколько хуже, но я настояла на своем: молоку – да, живительному меду – нет.
Соседки Вилки в комнате не наблюдалось, наверное, ещё гуляла где-то или заночевала у одного из своих кавалеров. За ней это последнее время частенько водилось, ну дык мне и лучше. Меньше народа – больше кислорода. И учебе никто не мешает.
С той памятной подставы с моими вещами Вилка вела себя смирно, в друзья не набивалась, на рожон не лезла. К моему имуществу руки свои тоже больше не протягивала и горьких обвинительных слов в мой адрес не произносила.
Уж не знаю, что или кто на нее повлиял, может, домовые тогда вмешались или честь в ней ведьминская очнулась, но подрывная деятельность в стане врага была прекращена. Да и не вышло бы у нее ничего, домовой народ, если уж что под опеку берет, ни за что из внимания не выпустит, такая у них природная суть.
После насыщенного дня и стакана теплого молока спала я крепко, потому и тяжёлый стук в дверь расслышала не сразу.
С трудом оторвав голову от подушки, глянула в окно – часов пять утра, должно быть, – и сунулась обратно под одеяло, ещё и воздушным пологом сверху прикрылась, чтобы не отвлекаться на всяких ранних пташек, двери спросонья попутавших.
