Я кивнула, и больше мы не разговаривали. Смотрели на воду и рыб, слушали ветер, играющий в кронах деревьев, и пение невидимых птиц. Иногда смотрели друг на друга — просто для того, чтобы улыбнуться…
Мне никогда не было так хорошо, как в том сне.
Просто я знала, что дома.
…Просыпаться было больно. Я не хотела уходить из сна, который был моим домом, я боялась, что больше никогда не увижу золотоволосого мальчика по имени Дэйн. Но чем сильнее я цеплялась за свой сон, тем дальше он уходил. И в конце концов мне пришлось открыть глаза и вернуться в реальный мир.
Я не прошла обряд. Я не смогла обратиться в волчицу… Что теперь? Я не знала. Я никогда не слышала об оборотнях, не прошедших первую трансформацию. Что будет дальше? Мне дадут второй шанс? Или нет?
Я вспомнила дартхари и его слова: «С этой минуты Рональда находится под моей защитой»… Зачем он так сказал? Теперь никто не осмелится бросить в меня камень.
Теперь никто не осмелится бросить в меня камень! Сердце яростно забилось, когда я осознала, что можно перестать прятаться. Больше не нужно бегать!
Потом, гораздо позже, я иногда жалела о заступничестве дартхари. Быстрый бег от преследователей помогал мне справиться с мрачными мыслями, теперь же, когда бегать было не от кого, я всё больше погружалась в уныние.
Двое суток после той ночи я не выходила из комнаты, не ела и не пила. Я не могла — да и не хотела — видеть «родных», не желала слышать их голоса, наполненные презрением.
Я думала, тот сон с Дэйном будет единственным, но я ошиблась. Он приснился мне и на следующую ночь. Мы по-прежнему сидели рядом, смотрели на озеро и не разговаривали. И только на третью ночь Дэйн прервал молчание.
— Тебе нужно выйти из комнаты, Ро. — Его глаза были серьёзными.
Я ничуть не удивилась тому факту, что Дэйн всё знает, — так и должно было быть. Он действительно знал обо мне всё… и всё понимал.
— Почему Ро? — улыбнулась я. — Меня никто не называл так раньше.
Дэйн пожал плечами.
— Но ведь это хорошо, что никто не называл, правда?
В реальности его слова причинили бы мне боль, вызвав воспоминания о Джерарде. Но здесь не существовало боли. А может быть, он просто не пускал её.
— Правда, Дэйн.
Он тоже улыбнулся, и мы вновь замолчали на несколько минут, наблюдая, как маленькая птичка с красными крыльями — я знала, что она называется либри, — пьёт нектар из самого сердца цветка розовой водяной лилии.
— Пожалуйста, выйди из комнаты, — тихо повторил Дэйн, когда либри отлетела от лилии и умчалась ввысь.
Я молчала, и тогда он взял меня за руку.
— Пожалуйста, Ро.
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Скажи… этот сон — правда?
Он рассмеялся, и от этого смеха, который я слышала тогда впервые, в моей груди возникло что-то очень тёплое.
— Правда… Ро, а что это вообще такое — правда? Для тех оборотней, которые называют тебя жабой, это прозвище — правда. Они верят в него, когда кидают в тебя камни.
Получается, правды не существует? Есть только наше отношение и наши поступки.
— Этот сон — правда для нас с тобой, Ро.
В тот момент мне было достаточно этого объяснения, поэтому я просто закрыла глаза и прижалась щекой к тёплому плечу Дэйна.
Проснувшись утром, я решила, что действительно пора заканчивать добровольное затворничество. В конце концов, разве я могу столкнуться с чем-то новым? Презрение, ненависть, агрессия — всё это мы уже проходили. Только вот проявлять свою агрессию моим обидчикам теперь официально запрещено.
