Алек прикусывает мочку моего уха и сильнее надавливает на клитор. И уже в следующее мгновение я не выдерживаю и взрываюсь на тысячи маленьких звезд.
– А–ах, – протяжно стону, пытаясь выровнять себе контроль над дыханием, а мое женское естество лихорадочно пульсирует, туго сжимая пальцы Алека, – я, ты, – пытаюсь выразить свои мысли, но мне это удается с трудом.
– Тшш, милая, – оборотень сцеловывает мою попытку говорить, – я и так все понял.
Он возвращает руку себе, чтобы расстегнуть пряжку ремня, но прежде слизывает мою естественную смазку, оставшуюся на пальцах, при этом пристально смотря на меня. Мне кажется, я никогда в жизни не видела ничего более порочного и безумно заводящего. Неосознанно сглатываю и чувствую, как быстро внизу живота собирается новый тягучий узел.
– А–хах, – довольно смеется Алек, – я же сказал, мы созданы друг для друга.
Холодный металл пряжки брюк на секунду соприкасается с моей разгоряченной кожей, посылая дополнительный импульс удовольствия от испытанного контраста. Я нетерпеливо ерзаю на твердой столешнице. Копчик начинает жаловаться на неудобное положение, но я его успешно игнорирую.
Боксеры у Алека ярко–красного цвета, они кричаще смотрятся на фоне его остальной темной одежды. Но, главное, они совершенно не скрывают свое наполнение, с которым вот–вот познакомлюсь и я. Не нужно никакой дополнительной прелюдии, возбуждение усиливается лишь при одной мысли об этом. Но тут…
– Разобрались? Или все же помочь? – раздается громкий голос уже известной мне женщины, убирающей у Алека, и одновременно с этим открывается кухонная дверь.
24. 23
– Ой–ой–ой, – тут же причитает она, – я ничего не вижу, извините, я не хотела. Я не знала, что вы вернулись, хозяин, думала, успею. А тут девочка спросила, где кухня, а она такая худенькая, я подумала, может, все же помочь, а то я знаю таких, вечно сидящих на диете, одними яблоками питаются, а потом в голодные обмороки падают. Я только проследить хотела, убедить, чтобы съела что–то кроме яблока. А что вы придете и будете, ой, вообще не думала, думала успеть. Мне уезжать надо к внукам, я бы не смогла через несколько дней. А вы меня теперь уволите. Ой–ой–ой, да как же я тогда буду!
– Марр-рия! – грозно рычит Алек. – Уйди! Просто уйди! Из дома уйди. К внукам своим езжай!
– Уволена я, да? – она всхлипывает. – А–а–а.
– Прекрати истерику! Не уволена! Но если прямо сейчас не уйдешь и появишься еще раз без спроса, сразу уволю и пособие не выплачу! Ты меня поняла?!
– Да, хозяин, конечно, хозяин, простите, – вмиг серьезнеет женщина и мгновенно исчезает из дверного проема, как будто с помощью магии телепортируется.
– Ого, вот это скорость, – искренне впечатляюсь.
– А–ррр, – снова рычит Алек, сжимая меня в своих объятиях, – твой запах успокаивает, хорр–рошо. Надо было уволить дуру, я подобное не прощаю, но она ни разу, в отличие от предыдущих, не лазила шкафам и ящикам, не совала свой нос ни в одну лишнюю вещь, даже книги из любопытства не доставала из шкафа, потому что я запретил. Единственный раз полезла с инициативой из–за своих внуков, дура. Да еще тебя захотела покормить, ты ей ее внучку напоминаешь, как раз та сидит на диетах.
Оборотень все это произносит, продолжая глубоко вдыхать мою макушку. Я догадываюсь, что он так успокаивается, да и мое любопытство заодно удовлетворяет.
– Ты такая ароматная, что примелькавшийся запах Марии я попросту не учуял в доме. Вернее решил, что он остался после прошлой уборки и не придал значения, – продолжает повествовать Алек.
