Она не произнесла «после твоей смерти», но это было и так понятно.
– Мы еще не настолько стары, моя радость. Надеюсь, у нас еще появится наследник, – утешая, граф любовно провел губами по ее виску. – Вот только меня беспокоит твое здоровье. Боюсь, ты не говоришь мне всего.
Графиня покраснела. За пятнадцать лет замужества семь трудных беременностей и последовавших за ними весьма нелегких родов оказались слишком тяжкими для ее хрупкого тела, она же не крестьянка, которые рожают каждый год, и ничего.
– Со мной все замечательно, – заверила она мужа. – Просто я расстроилась, когда узнала про ужасный случай на ярмарке. По слухам, там появилась колдунья? – с непонятной даже для самой себя надеждой спросила она.
Граф насторожился. Что наговорили Карине?
– Если так называли женщину, что отвлекла медведя и спасла маленькую девочку, то да, колдунья появилась.
Она вскинула голову и испытующе посмотрела в лицо мужа.
– Мне об этом сказали по-другому.
– И что же сказали тебе? – граф старался казаться равнодушным, но жена все равно различила в его голосе некоторое волнение.
Постаралась вспомнить все, что ей рассказали:
– Что она спустила с цепи медведя, натравила его на ребенка, а потом пыталась провести над телом еле живой девочки, попавшей в когти зверя, какой-то жуткий ритуал. Ее от малышки еле отогнали. И тогда она исчезла. Посредине взволнованной толпы. И никто не видел, куда.
Граф зло поморщился.
– Я обязательно выясню, кто распускает эти мерзкие слухи, и примерно накажу. Чтоб другим неповадно было.
– Но ведь ты не знаешь, как все было на самом деле! – графиню напугали злые нотки в голосе мужа. – Тебя же там не было.
– Ошибаешься. Я там был, – жестко ответил он.
Он стал каким-то чужим, даже незнакомым. Карина снова почувствовала неприятное стеснение в груди. Что это с ним?
– И видел все, как было, своими глазами. Целительница девочку спасала, а не проводила какие-то ритуалы. Если б не она, малышке не выжить. Медведь располосовал ей всю грудную клетку, но целительница каким-то чудом залечила все смертельные раны. И спустила зверя с цепи вовсе не она. Думаю, он не выдержал издевательств дурной толпы и сорвался сам. Ты же знаешь, как развлекается подлая чернь.
– Тогда тех, кто говорит о целительнице гадости, нужно примерно наказать, ты прав! – графиня положила тонкие пальцы на вышитые черненым серебром отвороты мужниного дублета и воскликнула со слезами в голосе: – Почему люди так злы, Эрн? Отчего выдумывают плохое, почему коверкают доброе? Среди них так тяжело жить!
Граф сильнее обнял жену, желая защитить от всех житейских невзгод.
– Такова жизнь, и мы не в силах что-либо поменять, увы. Знаю, о нас тоже, не стесняясь, плетут гадкие небылицы. – И очень серьезно попросил: – Но верь мне, дорогая, что бы ни случилось, что бы ты обо мне ни услышала, будь уверена: – я люблю только тебя! Дай мне слово, что не забудешь об этом!
Она посмотрела в его любящие глаза и открыто улыбнулась.
– Я это знаю, мой дорогой. И верю тебе. Я знаю, ты никогда мне не изменишь. И я тоже люблю тебя всем сердцем. И я никогда тебя не предам, даю слово.
Граф благодарно поцеловал жену, обнял за талию, она прижалась к нему всем телом, и они медленно пошли в свои покои.
Из кабинета выглянул все слышавший секретарь.
– «Верь мне, чего бы ни случилось!» – перекривил он слова графа и презрительно фыркнул. – А я-то считал Холлта единственным благородным человеком в этой стране! Как я ошибся! Понимаю, ему нужен наследник, пусть даже и бастард, но для чего при этом врать в глаза любящей тебя женщине? Это просто подло!
