Добравшись в конечном счете до дворцовой арены, Мунтадир принялся подниматься по лестнице, ведущей на платформу обозрения, делал он это с большой осторожностью, ставил одну ногу впереди другой, стараясь скрывать свое похмельное состояние. Гассан был бы недоволен, если бы увидел, как его покачивает, словно новорожденного каркаданна.
Беседка, из которой открывался вид на дворцовую арену, стояла в тени под ярким тентом из золотисто-черного шелка и густо посаженных высоких папоротников в вазонах для защиты дэвабадской королевской семьи и их преданных вассалов от безжалостного послеполуденного солнца. С полдюжины слуг размахивали пальмовыми веерами, смоченными водой. Они окунали веера в фонтан с заколдованным льдом, а потом принимались обмахивать затененное пространство.
Мунтадир, тяжело дыша, остановился перед тканой аркой, он втягивал в себя воздух с привкусом дымка благовоний, пытался угомонить колотящееся сердце. Вязкая горечь наполняла его рот – вино, выпитое вчера вечером, давало о себе знать. Впрочем, это не имело значения. Как бы идеально он ни выглядел, Гассан видел его насквозь. Его отец взглядом мог вскрывать человека, анатомировать его, пока тот корчился, словно червяк. И этот взгляд он довел до совершенства, обращая его на старшего сына.
По крайней мере, сегодня Мунтадир сможет нейтрализовать его некоторой полезной информацией. Он взял себя в руки и откинул в сторону тонкую ткань на входе.
Свет, заставивший его поморщиться, проникал сюда через шелковый тент пятнистыми лучами. Голоса в беседке, лязг и шипение зульфикаров внизу и изысканная музыка, издаваемая двумя лютнями, – все эти звуки соревновались между собой: какому лучше удастся усилить пульсации в его голове. Он увидел впереди отца, сидевшего на парчовой подушке, взгляд его был устремлен на арену внизу.
Мунтадир двинулся было к нему, но не прошел и половины расстояния, отделявшего его от отца, как на его пути неожиданно возник молодой дэв. Мунтадир от неожиданности отскочил назад и едва сохранил равновесие.
– Эмир Мунтадир! Мир вам! Я надеюсь, вы прекрасно проводите утро!
На дэве было священническое одеяние… или, может быть, одеяние начинающего священника на практике – Мунтадир в данный момент не был готов к расшифровке тонкостей дэвской веры. Короткая, малинового цвета роба доходила дэву до колен, под робой на нем были брюки в полоску небесного голубого и огненно-желтого цветов. На его курчавых волосах сидела шапочка такой же окраски.
А результатом всего этого становилась яркость. Сильная яркость. Слишком сильная для этого конкретного утра, впрочем, в этом дэве было что-то особенное – черные глаза с длинными ресницами, чрезмерный энтузиазм, сельский акцент дивасти, который что-то напомнил Мунтадиру.
Части медленно складывались в целое в его плохо соображающей голове.
– Мир вам, – настороженно ответил он. – Прамух, да? Сын Каве?
Дэв кивнул, улыбаясь. Его просто покачивало на каблуках вперед-назад от возбуждения, и Мунтадир вдруг подумал, что, возможно, не он один перебрал вчера.
– Джамшид! Это… Я хочу сказать… так меня зовут, – ответил ему дэв, слегка коверкая джиннские слова. Он зарделся, и Мунтадир даже в своем рассеянном состоянии не мог не отметить, что ситуация довольно захватывающая. – Не могу вам передать, в каком я восторге от того, что поступаю к вам на службу, эмир. – Он сложил ладони обеих рук жестом дэвского благословения, потом, для вящей убедительности, добавил четкий гезирийский салют, сопроводив его словами: – Вы не найдете никого, более преданного, чем я.
