К рассвету голова и желудок у меня успокоились, и мне удалось провалиться в беспокойный сон. Меня разбудил стук в дверь. Наверное, стучали тихо, но из-за не прошедшей до конца головой боли ощущался этот звук, как удары кувалды.
– Убирайтесь! – завыл я, устремив заплывшие глаза на дверь.
Трей заглянул в комнату.
– Адриан, тебе надо кое с кем поговорить.
– Я выслушал все, что изрек милейший Маркус, – заявил я. – Мне не интересно.
Дверь открылась пошире, и кто-то переступил порог моей спальни. Я сел, и хотя мир вокруг меня завертелся, как безумный, я сумел рассмотреть вошедшего. У меня буквально отвисла челюсть и возникло подозрение, что я галлюцинирую. Похоже, я докатился и перешел черту. Вообще-то, я только представлял себе тетю Татьяну, но это видение (не моей тетки, а другой женщины!) казалось реальным и по-настоящему прекрасным – утреннее солнце освещало изящные черты ее лица и бросало блики на золотые волосы.
Но она не могла здесь находиться!
– Ма? – прохрипел я.
– Адриан! – Она скользнула ближе и села на кровать, нежно прикоснувшись к моей щеке. Ее рука приятно холодила мою горящую кожу. – Адриан, пора возвращаться домой.
Пожалуй, я могла бы простить алхимикам шоковый удар светом: ведь когда я смогла более-менее нормально видеть, мне предложили принять душ.
Стенка камеры отъехала в сторону, и со мной поздоровалась женщина лет на пять старше меня. На ней был излюбленный алхимиками элегантный костюм, а черные волосы оказались туго стянуты назад и уложены в аккуратный пучок. Макияж у нее был безупречный, и от нее пахло лавандой. Золотистая лилия на щеке сияла. Зрение у меня еще не полностью восстановилось, но стоя рядом с ней, я остро ощутила свое нынешнее состояние: и то, что я толком не мылась уже невесть сколько времени, и прочие неудобства. К ним относилась и моя рубашка, более всего напоминающая половую тряпку.
– Я – Шеридан, – холодновато объявила она, не уточнив, имя это или фамилия.
Мне стало любопытно: а не принимала ли Шеридан прямого участия в моих допросах? Я почти не сомневалась в том, что тюремщики работали посменно и использовали компьютерную программу, которая синтезировала женский голос, чтобы он всегда звучал одинаково…
Мои раздумья перебила Шеридан.
– Сейчас я здесь директор. Иди за мной, пожалуйста.
И Шеридан пошла по коридору, постукивая по полу высокими каблучками черных туфель, а я безмолвно последовала за ней. Я решила держать язык за зубами. Хотя в камере у меня была некоторая свобода движений, она оставалась ограниченной, и ходила я мало. Мои одеревеневшие мышцы сопротивлялись, и в результате я вяло плелась за Шеридан, причем каждый шаг давался моим босым ногам мучительно больно. По пути мы миновали много немаркированных дверей, и я гадала, кто за ними скрывается. Другие темные камеры и механические голоса? Ни единой таблички «ВЫХОД» я не увидела, а сейчас меня волновало именно это. А еще здесь напрочь отсутствовали окна или какие-то иные подсказки на то, как отсюда выбраться.
Шеридан продефилировала до лифта и терпеливо замерла. Когда мы зашли в кабину, то поднялись на один этаж выше и очутились в таком же безликом коридоре.
Шеридан распахнула совершенно неброскую дверь, и перед моим взором предстало нечто вроде душевой при спортзале: кафельный пол и открытые кабинки. Шеридан указала на ближайшую, где были приготовлены мыло и шампунь.
