– Я такой, какой есть. Все не идеальные. Ну люблю я языком молоть. Это же не преступление? Верно? Я за собой знаю.
– Но твои друзья считают иначе.
– Я не ребёнок и обижаться не собираюсь. Кто хочет, тот поддерживает со мной отношения.
– В том и суть, что давно не ребёнок. Ты сам должен выбирать свой круг общения. Не цепляться за единственного, кто с тобой общается, а отсеивать.
– Мне кажется, или ты опять катишь бочку на Антоху? Он меня точно в излишней болтливости не обвинял.
– Обвинял. Я слышала. Когда вы только приехали и встретились с Андрюшкой. Хорош трепаться!
– И что? Я тоже обрываю его, чтобы не наворотил дел. А то он, знаешь ли большой любитель сомнительных мероприятий.
– Поездка сюда, одна из них. Но тем не менее, тебе его отговорить не удалось. Мог и не сопровождать его. Но ты же не можешь удержаться. Если хочешь кому-то помогать и заботится, то заведи детей.
Я был словно на сеансе очень плохого психолога. Что-то вроде школьного. Где глухая пенсионерка рассказывает тебе, что в том, что тебя бьют одноклассники – виноват ты. Настя явно настраивала меня против Антона. И вообще против всех норм моей жизни. А я не люблю советов, как и любой другой русский человек.
– Знаешь, ты не первая, кто говорит мне о том, что нельзя быть таким мягким. Где жить, что есть, какую машину выбрать, как одеваться, какое кино смотреть. Вас таких советчиков вагон и маленькая тележка. Что же вы сами недовольны?
– Я довольна. Мне никто не говорит заткнуться. Иногда нужно прислушиваться, вдруг совет действительно хороший. Или тебе уже посоветовали никого не слушать?
– Возьму вот эту. – я вытащил из стопки потрёпанную книгу в чёрной обложке из серии «Детектив и политика» и сразу же направился к выходу.
– До встречи, Женя из Екатеринбурга.
Мне не нравиться грубить людям, хотя видит бог, они этого так и просят. Мне не нравится ругаться, а после конфликтов, я чувствую тяжесть в груди. Зачем она каждый раз заводит этот разговор, ведь можно заняться чем угодно другим.
Я решил, что извинюсь перед ней завтра. Сегодня мне нужно было по любому вымыться хотя-бы в тазу и выспаться.
Когда я оказался на улице, обнаружил что уже стемнело, хотя не было даже шести. На кривые гнилые крыши выбеленных домов опустилась сумеречная дымка. Сопки прятали розовый закат. Поедали его, словно пасти с тупыми зубами. В полумраке они выглядели не так, как при дневном свете. Обнажались все прогалины, валуны и выбоины. Угловатые подъемы и спуски. Редкие деревца, торчащие словно волосы на уродливой бородавке. Углубления, что казались бездонными зияющими дырами. Поросшие мхом подножия походили на грязную губку.
Света в доме по-прежнему не было. Из плафонов исчезли лампочки. Сам же Антон копошился в подполе. Я не стал интересоваться зачем тот выкрутил все лампы, разобрал свою кровать, раскидал подушки и одеяла по полу. В воздухе стоял запах болота и плесени. Наверное, от книг принесённых Андреем.
– Мы с Андрюхой идём в лес. Не хочешь с нами? – спросил меня Антон из подпола.
– Ночью?
– Днём мужики охотятся. Можно дичь спугнуть, или на пулю нарваться.
– Что делать ночью в лесу?
Антон не ответил.
Я зажёг свечи, найденные на кухне. Растопил печку, поставил воду. Слабость, головная боль и тошнота, всё ещё преследовали меня. Хотелось просто лечь прямо на пол. Грязным, не бритым, в одежде. Но я заставил себя раздеться, намылиться, залезть в один таз и поливать себя остывшей водой из алюминиевой кружки. Свечение окошек соседей, меркло одно за другим. Деревня погрузилась в непроглядную тьму. Я улегся в прохладную, влажную постель и почти задремал, когда услышал за окном автомобильный гул, а сквозь закопчённые окна блеснули фары. Транспорт! В этой глуши!
