Серёжка - страница 10

Каждые выходные, конечно, были сказочными. Амалия с Бертой ходили в кино, по магазинам, просто гуляли вдвоём и много разговаривали. Если быть честным, то до этого они никогда и не разговаривали. Разве это разговоры? Так, формальные фразы между воспитателем и воспитанником. А сейчас они говорили и не могли наговориться. Время пролетало быстро, они его просто не замечали, и каждый раз, каждое воскресенье они всё больше становились по-настоящему родными друг для друга.

У Амалии была кошка Липка. Липочка. Обычная беспородная полосатая буро-зелёная кошка со странным характером. «Зелёная» – это, конечно, образно, обычная беспородная кошка болотного оттенка. Своенравная. Она подходила к Амалии и разрешала себя гладить ровно столько, сколько ей было нужно. Любая инициатива со стороны хозяйки была неприемлема, когти появлялись почти сразу. Липка не терпела чужих людей и особенно детей. Она их почти и не видела за всю жизнь, поэтому каждый раз при появлении ребёнка старалась держаться подальше. Чаще за диваном.

Но Берту Липка приняла сразу. Большой любви, конечно, не случилось, ведь большая любовь и Липка – понятия несовместимые. Но в первую же ночь, когда Берта осталась ночевать у Амалии, кошка по-хозяйски запрыгнула на раскладушку, беспардонно прошагала по девочке, села у неё на груди, внимательно посмотрела в глаза, понюхала, развернулась хвостом к лицу, потопталась, а потом спустилась через плечо и легла рядом.

Берта никогда особо не любила кошек, точнее, она относилась к ним спокойно, поэтому без лишней радости и уж тем более без вторжения на личную территорию Липки приняла эту кошачью благосклонность.

– Амалия Сергеевна, а вдруг меня заберут? Ведь это не навсегда – то, что мы ходим к вам в гости на выходные.

– Я не знаю, – честно ответила Амалия, потому что тоже думала об этом. – Я не могу тебя удочерить, так как у меня нет мужа и, к сожалению, не очень много денег. Но я верю, что всё будет хорошо. По крайней мере, в твоей карте есть отметка: «Закреплена. Семья выходного дня».

– А Серёжка вам не писал? – Берта подняла глаза, в которых читались беспокойство и надежда.

– Нет, ни разу.

– Странно, не похоже на него. Он обещал.

А Серёжка писал. Много и часто. Только его письма не доходили ни до Берты, ни до Амалии. Его новая семья жила в соседнем городе, был он побольше и побогаче. Областной центр как-никак.

Называть Ирину Михайловну мамой, как она требовала, а Бориса Григорьевича папой Серёжка не мог и со всей своей честностью и прямотой так и говорил об этом, чем каждый раз вызывал странную реакцию обоих приёмных родителей.

– Мы теперь твои родители, и для всех ты – наш сын. Если ты на людях начнёшь называть нас по имени и отчеству, это будет плохо. Нас тут многие знают, и, я уверена, все радуются нашему наконец-то свершившемуся счастью. Мы теперь твои родители, – как заученный стишок, тарабанила Ирина Михайловна, и было понятно, что сама она не очень-то верит, что Серёжка их сын и что какие-то люди радуются за их свершившееся родительство.

– Мои мама и папа… Мои родители – это те, кто меня родил, а вы – мои приёмные родители, Ирина Михайловна и Борис Григорьевич, и я буду называть вас по имени-отчеству.

– Сергей, мы вытащили тебя из этого интерната, чтобы дать тебе новую жизнь, чтобы наша семья была полноценной. А ты?

Серёжка терпеть не мог, когда его называли Сергеем. Сергей Викторович – ещё куда ни шло, а так… У него на спине даже волосы дыбом вставали, когда она слышал: «Сергей!»