Сероглазый Чингисхан Белой Гвардии. Том 4. В пылающей бездне 1914-го - страница 6
Оценивая кипучую работу в глубоком тылу, видя неисчерпаемые богатства нашей страны, мы укрепили свою уверенность в грядущем благополучии и величии нашей родины в результате победы нашей славной армии, дружно поддержанной всем населением страны.
Не было причин думать не только об ожидавшей наше отечество катастрофе, но даже о каких-либо малых затруднениях.
Все мечты были сосредоточены на боевых подвигах и боевой славе. Мы рвались всей душой на фронт, в бой, и потому нескончаемыми казались нам дни нашего рельсового пути… мы ехали в вагонах тридцать три дня, пока доехали до Москвы…»
Атаман Г. Семёнов
«Особенно трудным было положение России, с ее громаднейшими расстояниями и недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение, подвоз и переброску войск; с ее отсталой промышленностью, не справлявшейся с все возрастающими потребностями военного времени.
Можно сказать, что, если на Западноевропейском фронте противники состязались друг с другом в мужестве и технике, то на Восточном мы, особенно в первые два года, противопоставляли убийственной технике немцев – мужество и… кровь…
Воздадим должное памяти храбрых… на полях смерти, где царит ужас, где кровь грязь и лишения, где ожесточаются сердца и страшно грубеют нравы.»
Генерал А. Деникин
Роман Федорович Унгерн Штернберг был зачислен в 34-й полк Донского казачьего войска, который принял непосредственное участие в основных трагических боях губительной Восточно-Прусской компании, после которой в мировую историю навсегда вошли авторитетные имена двух влиятельных российских генералов-Ренненкампфа и Самсонова.
«Итак, война объявлена. Мобилизация в полном ходу, и уже известно, кто куда назначен, а о назначении П. К. Ренненкампфа ничего не слышно.
Генерал П. К. фон Ренненкампф
Муж мой был в большом недоумении и ходил темнее тучи. Ему хотелось действовать, воевать, а он все ждал и ждал.
Это он объяснял происками и интригами Сухомлинова. Военный министр знал о том, что округ мужа готов, что он ближе других к границе, а приказа о его назначении все не было.
Прошло несколько дней. Я сидела в своем будуаре, вдруг слышу – генерал летит легкими, быстрыми шагами, просто балерина, лицо его сияет, в глазах – радость. Я не дала ему закончить фразы. Сказала, что все ясно-он получил назначение.
Генералу только что вручили депешу, и он не понимал, откуда я уже все знаю.
Я попросила мужа посмотреться в зеркало – его сияющий вид говорил сам за себя. Генерал радовался назначению и сожалел о предстоящей разлуке с нами.
«Дай Бог, чтобы все хорошо кончилось для нас, для России, – сказал он. – Германия – сильный враг, пойдем с Божьей помощью».
Сборы его были коротки. Он давно уже подготовился к отъезду. Я и многие другие, в том числе и дамы, провожали его на вокзале.
Недоброе предчувствие щемило мое сердце. Увидимся ли еще – проносилось в мыслях, но я и виду не показала, как тяжела была для меня эта разлука, не выдала беспокойство, которое росло с каждой минутой.
Я знала, что многое у нас не так, как должно быть, а у германцев все предусмотрено, и они хорошо подготовлены к войне.
Последний звонок, последнее прощание. Я благословила мужа, он благословил меня и детей. Поезд тронулся и вскоре скрылся из виду.
Генерал писал мне каждый день хотя бы два-три слова, если на большее не хватало времени.»
В. фон Ренненкампф