Бэнсон опомнился только тогда, когда кузнец прохрипел:
– Девятый! Сейчас будет полный десяток.
– Стоп! – торопливо сказал заказчик. – Больше не надо.
– Так что, – нерешительно спросил, опустив руки, разгорячённый кузнец, – больше не надо?
– Нет.
– Горн можно тушить?
– Туши.
Затихли меха, перестал гудеть горн, и, казалось бы, конец всей работе, но мастер провозился ещё полчаса. На каждом ядре он счистил напильником сегментальный шов и каждое заполировал.
– Этого хватит? – спросил Бэнсон, оставляя на краю наковальни золотую монету и половинку ещё недорубленной.
– Мне? Гинею? – изумлённо-недоверчиво проговорил кузнец и, спрятав в какой-то кармашек под фартуком плату за необыкновенный заказ, поклонился. Сказал проникновенно: – Спасибо за щедрость!
Бэнсон, усевшись в седло, гибко склонился вперёд, подавая на прощание руку вышедшему из кузни мастеру. Тот, подавая в ответ свою, устало сказал:
– Прощай, контрабандист. Долго я тебя буду помнить. Жаль только, сыновья не поверят…
– Они поверят, – сказал с коня Бэнсон и, достав один жёлтый шар, бросил его в машинально подставленные ладони.
– Это что же?! – замер кузнец.
– Это – на память. Или – на чёрный день. Как захочешь. Мне нужно всего восемь. А этот был лишний. Прощай.
Сильно взял с места застоявшийся конь. Рассыпалась и затихла вдали дробь копыт. А мастер всё стоял, глядя вслед доброму «контрабандисту», и прижимал к груди руку, в полусведённой ладони которой лежало маленькое жёлтое солнце.
В сердце у Бэнсона поселилось какое-то необъяснимое беспокойство. Это беспокойство ещё усиливал ритмичный стук о грудь тяжёлых золотых ядер, вложенных в кожаные кисеты с оскаленными человечками. Змей гнал коня, и уже опасался, как бы тот не сбоил[15]шага, но чёрный, слегка подёрнувшийся остро пахнувшей пеной ветеран шёл ровно и мощно.
Проносясь через неширокое поле к серому дому-крепости, Бэнсон увидел, что его ждут: ворота внутреннего двора, когда до них было ещё далеко, дрогнули и растворились. Издалека послышался протяжный скрип тронутой ржавчиной петли. И Бэнсон воспринял этот скрип, как непрямой намёк на то, что не всё в окружении Дюка охвачено предусмотренным и идеальным порядком. Что при желании можно найти бреши не только в его доме-крепости и охране, но и в его мыслях и действиях. Вот только когда и для какого хода событий следует использовать эти бреши – Бэнсон не мог и представить. Если враг перед тобой – вполне ясно, как строить схватку. Но в ситуации невидимой длинной охоты, с планами, уловками, многодневными паузами – тут Змей чувствовал себя по-детски беспомощным. Вот если бы хоть на минутку увидеть принца Сову! Хоть на секунду развеять сомнение – тот ли Дюк человек, деяний которого на этой земле так стараются не допустить Серые братья? До сих пор, кажется, он ничем не проявил себя в качестве мучителя и злодея. Ну, покупает старые черепа. Ну и что? Бэнсон встречал людей, которые и дня не жили без чьей-либо крови. А Дюк? Разве что (Бэнсон сыронизировал сам над собой) в подвале у него стоит ванна – наподобие той, что была у Жюля де Рэца, о котором рассказывал мастер Альба! Нет, нет. Явно – Дюк не де Рэц. Конечно, хорошо бы самому убедиться, но в подвал к нему, скорее всего, не попасть…
– Хозяин велел проводить тебя в подвальную залу, – торопливо сказал спрыгнувшему с коня Змею озабоченный чем-то слуга, – сразу, как только приедешь.
