Сержант Глюк - страница 47

Несмотря на монолит внешности, Изяслав Хартман относился к себе двояко. Иногда он бывал на взлете и ощущал в своем имени могучие княжеские отголоски древней жизни. А иногда его одолевала неясная тоска, и он чувствовал себя укороченно – жалким, презренным Изей. Изей-стукачом. Никто не знал о его терзаниях, так как он был скрытен, горделив и настойчив. Он упорно стремился к постижению оккультных тайн и, как и многие продвинутые на этом поприще, никем не понятые и одинокие, споткнулся в конце концов на банальном и корневом – на женщине. Его чувства к Арлетте были таковы, что она легко могла вить из него веревки, но она этого не делала, она просто не замечала его чувств, и это сильнее всего ввергало Изяслава Хартмана в отчаяние и глухую депрессию.

– Успокойся, Изя, у нас с тобой ничего не может быть, – одергивала Арлетта его попытки сближения.

– Но почему, Арлетта? – опереточно возмущался он.

– Какой-то ты несуразный, – она изображала легкомысленную дурочку. – Имя у тебя нежное, кроткое, а фамилия Хартман звучит грубо, резко, как плевок в лицо!

– Тогда я приму твою фамилию, стану простым Сидоровым, – ему оставалось только отшучиваться.

На самом деле он был оскорблен и задет ее отказом. Но использовать свое служебное положение для принуждения Арлетты к чему бы то ни было, считал для себя и для своих чувств, глубоко унизительным. Женщина должна принадлежать ему добровольно, на основе ее собственного обожания его персоны, загадочной и мятущейся.

Как правило, в клубе Изяслав Хартман подсаживался за столик в дальнем углу большого зала, и его подопечные подходили к нему по одному, или все вместе. Жесткого регламента не было. Хартман старался сохранять в своей группе видимость дружеской непринужденности. Баджомба обычно травил анекдоты, Арлетта закатывала глаза и отвлекалась на приветственные возгласы окружающих мужчин. Костян обсуждал с куратором темы адреналинового преимущества параплана над горным байком, а также прочего экстрима.

В этот день Изяслав Хартман хотел отступить от своего правила и зайти к Арлетте в гримерку, чтобы, наконец, решительно объясниться с ней. Но не было повода, а хотелось, опять-таки, непринужденности, естественности. И тут, в служебном коридоре клуба, ему встретился генерал полиции Дериногин и таинственным голосом осведомителя сообщил, что подопечные куратора что-то затевают. Только что Константин Нечаев скрылся в гримуборной Арлетты, а самим Нечаевым с утра интересуются приезжие высокие чины КГБ. По служебным каналам Изяслав уже был предупрежден об их прибытии, и получил предписание оказывать им при необходимости всяческое содействие.

Повод зайти к Арлетте появлялся, хотя и заключал в себе неприятный укол ревности. Поблагодарив генерала за расторопность, Изяслав двинулся в нужном направлении.

Глядя ему вслед, Дериногин чувствовал себя кем-то средним между опытным опером и серым кардиналом, который умело манипулирует другими фигурами для осуществления собственной игры, оставаясь при этом в спасительной тени. Обездвиженного и разоруженного Гранит Романыча уже загружали в машину, Дериногин сам хотел поехать на доклад к Околевичу, но потом передумал и поручил патрульным сдать отработавшего свое старикана «на склад роботов» в Гранд-отель и немедленно возвращаться обратно. Дериногин решил, что будет лучше остаться понаблюдать за обстановкой в клубе, как и приказывал Околевич. Уж слишком эта обстановка была взрывоопасной: тут и подозреваемый Нечаев, и вступивший в дело Хартман, и курсирующие по клубу неизвестно зачем боевые роботы из Град-отеля.