Сестра Грибуйля - страница 14

Каролина слушала г-жу Дельмис со все возрастающим удивлением. Она стояла онемевшая и озадаченная, пытаясь понять, что могло вызвать недовольство заказчицы. Шестьдесят франков лежали на столе, но она не попыталась ни взять их, ни заговорить.

Г-жа Дельмис подняла глаза и была тронута страдальческим выражением лица бедной девушки.

– Возьмите ваши деньги, – сказала она более мягко, – я не говорю, что никогда не оплачу вашу работу за последние четыре платья, но для этого нужно, чтобы вы мне их привели в порядок, потому что я не могу их надеть в том виде, какие они есть… Отвечайте же, Каролина, что вы стоите и молчите, как каменная?

КАРОЛИНА. – Простите, сударыня… это потому что… я удивлена… я не понимаю, в чем вы меня упрекаете… Как, чем я могла вызвать ваше недовольство…

Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Тем, что выдавали себя за ту, кем вы не являетесь, и продолжая брать заказы после смерти матушки.

Удивление Каролины усилилось.

КАРОЛИНА. – Но… вы, сударыня, сами заказали мне эти платья… После маминой смерти я более чем когда-либо нуждалась в работе… Я еще менее понимаю, в чем вы меня упрекаете.

– В том, что вы испортили мои платья, они сидят ужасно! – не выдержав, вскричала г-жа Дельмис, – а вы не соизволили меня предупредить, что это ваша мать их кроила и слаживала, и что вы только и умеете, что сшивать уже готовую работу.

КАРОЛИНА. – Так вам сказали! и вы этому поверили! Зная меня уже три года, вы смогли поверить этой клевете!.. Я не спрашиваю, сударыня, от кого вы это узнали, я слишком хорошо об этом догадываюсь; но все, что я могу сказать, это то, что никогда матушка не касалась моей работы, что у нее не было сил держать ножницы и что работа, которую я передавала мадам и которой она была довольна, была моей и только моей… Мадам вправе полагать, что я не потребую денег, в которых она мне отказывает и которые я, однако, честно заработала… Имею честь засвидетельствовать мое почтение мадам, покидая ее, чтобы больше не увидеть, и поблагодарить ее в последний раз за оказанные милости мне и моей бедной матушке.

Пришел черед госпоже Дельмис удивиться спокойным и достойным словам Каролины, которая ушла раньше, чем та успела ее удержать.

Встретившаяся на обратном пути м-ль Роза приветствовала Каролину насмешливым поклоном. Каролина прошла мимо, не взглянув на нее, а, войдя к себе, затворила дверь, кинулась на колени возле опустевшей материнской постели и разразилась рыданиями.

Грибуйль смотрел на нее с удивлением.

– Почему ты так сильно плачешь, бедная Каролина? – спросил он, пытаясь ее приподнять.

КАРОЛИНА, вздрогнув. – Ты тут, Грибуйль? Я думала, что одна.

ГРИБУЙЛЬ. – Почему ты плачешь? Скажи, сестрица, почему ты плачешь?

КАРОЛИНА. – Потому что госпожа Дельмис считает, что я ее обманула, что я не умею работать; что я испортила ее платья; что это мама их кроила. Она сказала, что не оплатит мне работу всей последней недели; что больше не даст мне заказов.

ГРИБУЙЛЬ. – И ты из-за этого плачешь! Ты же ведь отлично знаешь, что это неправда!

КАРОЛИНА. – Да, но какое мучение выслушивать обвинения в обмане, когда ты честен.

ГРИБУЙЛЬ. – Правда! Ну и что ж! это глупо: для меня, например, это ничего не значит. Мне однажды сказали: «Грибуйль, у меня пропало много яблок, это ты их украл», а я засмеялся и ответил: «Ничего я у вас не крал; ищите вора в другом месте; это не я». Если бы госпожа Дельмис мне сказала: «Грибуйль, ты плохо вскопал мой огород, горох не взошел…», я бы нисколько не огорчился, а ответил бы: «Сударыня, я ваш огород вскопал хорошо. Если горох не взошел, вините мадмуазель Розу, которая запросто могла бы сыграть со мной скверную штуку». А если бы она закричала: «Ты злой, ты неблагодарный», я опять не дал бы сбить себя с толку и сказал бы: «Ошибаетесь, сударыня, я добрый и признательный; а вам должно быть стыдно иметь такие скверные мысли». Если хочешь, сестрица, я пойду и скажу госпоже Дельмис, что ты честная, что ты отлично работаешь, что ты не портила ее платья, что это она воровка, раз не платит тебе, и что тем хуже для нее, коли она не дает тебе работы. Хочешь? Прямо сейчас пойду и скажу.