Мои глаза открываются, и взгляд упирается в серые стены хосписа. Видимо, мне приснилось то, что меня куда-то увезли, как и то, что я всё забыла. Не будет мне лёгкого выхода, не будет и избавления, не заслуживаю я этого. Совсем не заслуживаю. Значит, нужно просто ждать своей смерти, потому что жизнь уже закончилась. Интересно, а Карина жива? Если это вообще можно назвать жизнью, конечно.
Распахивается дверь, я вижу свою мучительницу со шприцем и обречённо закрываю глаза, готовясь к боли. Я не знаю, что это за уколы, легче от них не становится, тяжелее вроде бы тоже, только очень больно. Каждый день очень больно, но я к этому уже привыкла. Это ежедневный ритуал – утро должно начинаться с боли, а заканчиваться унижением, неважно, каким, они придумают.
– Сдохла, что ли? – удивляется моя мучительница, после чего дверь хлопает.
Карина умерла на самом деле, как и в моём сне, похоже. Повезло ей, а мне ещё ждать и ждать… Сейчас её унесут, а мой день пойдёт по обычному распорядку. Без разговоров, без внимания, только боль, и всё… Каждый день, до скончания дней. Наверное, я действительно заслуживаю только такого.
– Это что такое?! – слышу я удивлённый мужской голос, но глаз не раскрываю.
Если мужчина, то наверняка полезет, я же больше ни на что не гожусь. Поэтому я не хочу его видеть. Слышу какой-то торопливый лепет мучительницы, а затем меня поворачивают. Сейчас будет очень-очень больно. Я тихо всхлипываю, после чего меня почему-то возвращают в прежнее положение.
– Я вас спрашиваю, это что за комната пыток?! – в голосе неизвестного мужчины лязгает сталь. – Вы что здесь устроили?
Это меня удивляет, но и пугает ещё больше. Я не понимаю, что происходит, но вокруг становится как-то слишком много народа, меня очень аккуратно перекладывают на носилки, матерно охарактеризовав то, как я выгляжу, ну и то, что я голая лежу. Я боюсь открыть глаза, потому что знаю: Васькиному папашке надоело ждать, и меня сейчас увезут убивать. Наверное, в лес – выкопают яму и зароют живьём в землю. Я так хорошо это представляю, что начинаю дрожать, но меня всё равно куда-то несут, не замечая этого.
– О, боже, что с ребёнком?! – восклицает женский голос. – Сашка, она же вся дрожит!
И в следующее мгновение… происходит нечто, что меня напрочь выбивает из колеи – меня обнимают! Обнимают, как нормальную! Как… человека!
– Испугалась, скорей всего, – отвечает тот же мужской голос. – Ты на неё посмотри, ребёнок как из концлагеря. Не кормили, не ухаживали, ещё и магнезию, судя по всему, кололи, поэтому что там с сердцем…
– Поехали! – властно командует женщина, и прямо надо мной оживает сирена.
Похоже, я в машине скорой помощи. Но почему? Почему меня решили спасти? Или это только спектакль, а меня сейчас прямо убьют? Мне становится так страшно, как никогда, но меня обнимают тёплые руки, отчего я не выдерживаю, начиная горько плакать. Я дрожу и плачу, а меня за это никто не бьёт. Наверное, напоследок можно…
