– Ну, я так поняла, – заговорщицки понизила голос рассказчица, – не состоялась у них судьба под одеялом. Я глянула, она сухая, как стручок. Какая тут масленица может быть? Бернар все твердил: «Люси – примерная католичка, отличная мать». Со скуки можно подохнуть! А мужики сейчас насмотрелись видиков, их разбирает на приключения. Короче, у них – постельная трагедия.
– Да-да, все-таки это главное в жизни, – горько подтвердила самой себе важный вывод бывший профлидер. – Даже у буржуев.
– Послушайте, Петровна, – замялась молодая журналистка, – на знаю как и спросить… Но без этого картина будет неполной… Как бы… Ну… Неформальная часть визита… Вы успели что-нибудь понять?
– Про интим, что ли? – обрадовалась Наталья Петровна. – Девочки, кавказский вариант. Еще в автобусе что-то шептал, шептал на ухо, целоваться полез… Сразу как случилось у нас, он мне пыхтит: «Наташка, не предпочитаешь ли ты выйти за меня замуж?» «Подумаю», – говорю. Я вам не показывала его фотографию?
Женщины склонились над небольшим снимком. С него задорно, распустив каштановые бутафорские усы, глядел коротенький круглый мужичок. Он весь состоял как бы из нескольких колобков – головы, смахивающей на веселую детскую погремушку; идеально очерченного животика; кривоватых, видимо, еще и согнутых для равновесия ног (жених стоял на горных лыжах у изъезженного снежного склона). Мужичок был откровенно не ах, но женщины, доверяя счастью Натальи Петровны, уважительно всматривались в глянцевое изображение.
– Веселый какой, – наконец похвалила завхоз Соня.
– Видно, что крепкий, не больной, – оценила завкадрами.
– А по национальности кто? – поинтересовалась молодая журналистка.
– Француз, – махнула рукой невеста, – да и какая разница…
Рабочие на крыше все-таки докурили. Выбросили смятую пачку, небрежно ступая, подошли к краю. Тот, что в каске, примерившись, стал ловко спускаться вниз, в зияющее пустотой нежилое окно верхнего этажа. Благополучно достигнув цели, он подстраховал товарища. Женщины, все это время непроизвольно следившие за рискованной операцией, облегченно вздохнули.
– Слушайте, – спохватилась журналистка из отдела анализа. – А кем жених работает? Как с зарплатой?
– Бернар служит в филиале крупной кампании, я забыла название, – наморщила лоб Наталья Петровна. – Его задача – рассчитать, выгодна ли предложенная сделка фирме. Поначалу я ужасалась: он постоянно считает! В кафе: что выгодней, взять кофе или сок? В магазине. За обедом. Везде! Цифры, выкладки – он так этим увлекается! Не представляю, можно ли к такому кошмару привыкнуть… «Ситроен» у него цвета топленого молока, средство передвижения, будем к океану ездить; костюмов и обуви – я раскрыла шкафы – склад! Штук по сто. Правда, зачем столько – непонятно. Все одинакового фасона, цвета.
– Зарплата-то какая? – напомнила Соня.
– На наши деньги – двести восемьдесят три тысячи. – Наталья Петровна сделала эффектную паузу и закончила: – В месяц.
В кабинете сразу стало как-то особенно холодно. День засерел, повернул на вечер. Секретарша потянулась к выключателю, с потолка брызнул желтый свет. На стене, распластанная как медвежья шкура, висела вырезанная по контуру карта бывшего Советского Союза. Она была густо испещрена красными кружками – спецкор Царева отмечала на ней места своих многочисленных командировок.
Молчание затянулось.
– Да…, – озадаченно прервала тишину аналитическая журналистка. – Но, Петровна, вы же пишущий человек! Как вы будете жить на чужбине, в незнакомой языковой среде? И потом, что вы там будете делать? Чистить сто пар ботинок и столько же костюмов? Неужели быть французской домработницей почетней, чем русской журналисткой?! Ведь от их изобилия можно сойти с ума! Вся жизнь – на койках, «ситроенах», лужайках… Анже, Анже… Утратьте иллюзии! Потом, вы же совершенно не знаете этого Бернара, – Наталья Петровна попыталась что-то возразить. – Ну, хорошо, – поправилась ораторша, – знаете год по письмам и неделю очно. Но ведь не любите! А счастья без любви не бывает…
