– Здесь вот! – Соловей кивнул, – место нормальное, пацаны!
Они остановились на небольшой полянке, заканчивавшейся овражком. Петровский сделал жест головой, и обеих девиц спихнули вниз. Одна потеряла равновесие и содрала руки о землю и колючки. Снизу на них уставились две пары зареванных, насмерть перепуганных глаз…
– Ну что? – Петровский ловко спрыгнул к ним, – пора отвечать за свое, ш…и малолетние!
– Ты о чем, парень?! – сквозь слезу проговорила Мезенцева, – вы нас с кем-то перепутали, ребята!
– Да ну?! – Петровский резко протянул руку и схватил ту за подбородок, – врешь, дрянь! Или тупишь! Аньку Савельеву знаешь? По глазам вижу, что знаешь, с…а! – он заскрипел зубами от ярости.
– Какую Аньку, я тебе клянусь, я не…
– Врешь, тварь поганая!!! – взревел Петровский и отвесил Мезенцевой сильную оплеуху, да так, что та мотнула головой в сторону, вскричав от нестерпимой боли, – врешь! Врешь, дрянь! – еще оплеуха, – сознавайся! Говори! С…а, говори!!! – он ударил еще дважды. Яна отчаянно взревела от боли и унижений и легла лицом прямо на грязную землю, крича и содрогаясь всем телом…
– Остановите его, вы что творите?! – Макаров бросился вперед.
Джамал перегородил дорогу и без разговоров упер пистолет ему в голову. Он остановился, в недоумении и ужасе глядя на одногруппника.
– Ты что, больной? – проговорил Сергей осипшим голосом. Его нижняя челюсть предательски задрожала.
– На месте стой спокойно! – очень тихо произнес Джамал, глядя на него. Сергей заглянул в глаза и понял: он не шутит. Ему все равно, если понадобится, он выстрелит и закопает его здесь же, с этими девицами, – какие же вы уроды… – из глаза Макарова против роли выкатилась слеза. Он покосился на Логинова, но тот лишь стоял, ничего не предпринимая.
– Что ты смотришь, тоже хочешь? – Петровский повернулся к Наташе. А затем схватил ее за горло и притянул к себе.
– Нет! Нет, умоляю, мальчики, не надо!!! – вскричала та, заливаясь слезами.
– Савельеву Аньку вы, говори, мразь! – Петровский сильно сдавил.
– Пусти! Мы, мы, пусти, прошу тебя! – девушка зашлась лихорадочным кашлем.
– За что?! – Петровский отпустил горло и болезненно сдавил той щеки, – она в жизни своей мухи не обидела, ты, уродка моральная!
Мезенцева все еще лежала на земле лицом вниз, продолжая всхлипывать.
– Мы… – Наташа не находила слов, – мы… ее подруга, эта…
– Все, заткнись!!! – Петровский швырнул ее на землю рядом с подругой, – не смей оправдываться, дрянь, слушать противно!
Сплюнув на землю, он выбрался из овражка и, отряхнув руки, повернулся к своим.
– Больших кусков мяса в жизни не видел! – с отвращением сообщил он, – а раз они – куски мяса, то и обращение соответствующее. Давай, пацаны!
Как по сигналу, Асхат и Соловей спустились в овражек. Опять послышались вопли девиц, затем звук оплеухи – не такой сильной, как от Петровского, но все же ощутимый. Затем лишь поскуливание и звук раскрывающейся молнии.
– Вы что творите?! – процедил Макаров, яростно глядя на Петровского. Под дулом пистолета он не решался дернуться с места, но при этом его трясло от ненависти к подельникам, – остановитесь! Остановитесь, уроды!!! – вскричал он.
– Нет! Не надо, пожалуйста! – опять послышался голос одной из девиц.
– Славик! Славик, скажи им, ты чего?! – взмолился Сергей. Но Славик не реагировал, – вы все – уроды конченые! Я вас ненавижу! Ненавижу!!! Что ты делаешь, Петровский?! Посмотри на меня, урод! Чем ты тогда лучше них, если торишь такое?! Чем ты лучше их?! – взревел Сергей и, окончательно потеряв контроль над собой, зашелся рыданиями и рухнул на землю, закрывая лицо руками, – твари!!! Мерзкие отмороженные твари!!!
