Север и Юг - страница 14

– Маргарет, не презирайте меня. У меня есть сердце, вопреки этому недостойному тону. Это подтверждается тем, что я люблю вас даже больше, чем раньше, – если только я не ненавижу вас – за то презрение, с которым вы слушали меня последние полчаса. До свидания, Маргарет… Маргарет!

Забрось меня на какой-нибудь пустынный берег,

Где я могу найти

Только след печального кораблекрушения,

Но, если ты со мной, пускай бушует море,

Я не молю о более мирной и спокойной доле.

Хабингтон

Он уехал. Дом закрыли на ночь. Нет больше глубоких голубых небес, нет янтарной и багряной листвы. Маргарет поднялась переодеться к чаю, найдя Диксон, утомленную этим суматошным днем. Диксон лишь несколько раз небрежно провела щеткой по волосам молодой хозяйки, оправдываясь тем, что ей надобно срочно пойти к миссис Хейл. Теперь Маргарет ожидала в гостиной, пока мать спустится вниз. Она сидела одна у камина, не зажигая свечей на столе, вспоминая прошедший день, счастливый поход на этюды, радостный, приятный обед и мучительную злосчастную прогулку в саду.

Как же отличаются мужчины от женщин! Вот она сидит, расстроенная и несчастная из-за того, что ее внутренний голос не подсказал ей ничего, кроме отказа. Тогда как он, получив отказ на самое искреннее, самое святое чаяние в своей жизни, вскоре смог беседовать как ни в чем не бывало, как будто его интересовали только дела и прочие темы, о которых говорят в хорошем доме и в приятном обществе. О боже! Как она могла бы любить его, если бы он был другим, если бы не эта его двойственность, которую она постоянно ощущала. Потом ей пришло в голову, что его несерьезность могла быть напускной, чтобы скрыть горечь разочарования, которое оставило бы след и в ее собственном сердце, если бы она любила, а ей отказали.

Ее мать спустилась в комнату прежде, чем вихрь мыслей приобрел какое-то подобие порядка. Маргарет отогнала воспоминания о том, что было сделано и сказано в этот день, и превратилась в сочувствующего слушателя: она выслушала рассказ о жалобах Диксон на то, что гладильщица опять сожгла одеяло, а Сьюзан Лайтфут видели в шляпке с искусственными цветами, чем она окончательно подтвердила, что является пустой и легкомысленной особой. Мистер Хейл потягивал свой чай молча, весь во власти своих невеселых мыслей. Маргарет недоумевала, как ее отец и мать могли быть такими забывчивыми, такими равнодушными: за весь вечер они ни разу не вспомнили о мистере Ленноксе. Она забыла, что он не делал им предложения.

После чая мистер Хейл поднялся и стоял, опираясь локтем на камин, склонив голову на руку, размышляя над чем-то, и время от времени глубоко вздыхал. Миссис Хейл вышла обсудить с Диксон сбор зимней одежды для бедных. Маргарет занялась рукоделием своей матери, вздрагивая при мысли об этом длинном вечере и желая, чтобы он побыстрее закончился и можно было уйти к себе и тщательно обдумать события этого дня.

– Маргарет! – сказал мистер Хейл наконец с таким отчаянием в голосе, что девушка вздрогнула. – Этот гобелен так необходимо закончить прямо сейчас? Я имею в виду, не могла бы ты оставить его и пройти со мной в кабинет? Мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном для нас всех.

«Очень важном для нас всех». У мистера Леннокса не было возможности поговорить с ее отцом наедине после ее отказа, а что еще могло быть «очень важно»? Маргарет смущалась и чувствовала себя виноватой из-за того, что, оказывается, уже выросла и достигла брачного возраста; кроме того, она не была уверена, что отец не выразит недовольство тем, что она самостоятельно отвергла предложение мистера Леннокса. Но вскоре она поняла, что тема разговора едва ли имеет отношение к тому, что произошло недавно, и теперь терялась в догадках, о чем желал поговорить с ней отец. Он усадил ее рядом с собой, помешал угли в камине, снял нагар со свечей, вздохнул пару раз, прежде чем смог решиться, но затем сразу огорошил ее: