Однажды Маргарет с отцом прогуливались в полях за городом. Была ранняя весна, и Маргарет собрала дикие фиалки и чистотел, вспоминая с невыразимой грустью о щедром изобилии юга. Мистер Хейл покинул ее, отправившись в Милтон по каким-то делам, и по дороге домой она встретила своих скромных друзей. Девушка тоскливо взглянула на цветы, и Маргарет, повинуясь внезапному порыву, протянула их ей. Светло-голубые глаза девушки заблестели, когда она взяла цветы, и отец заговорил вместо нее:
– Спасибо вам, мисс. Бесси будет теперь частенько думать о цветах. Это она будет о них думать, а я вот буду думать о вашей доброте. Вы, сдается мне, не из этих мест?
– Нет, – ответила Маргарет с невольным вздохом. – Я приехала с юга, то есть из Хэмпшира, – продолжила она, боясь, что он может не понять ее и решить, что она потешается над его невежеством.
– Это ведь за Лондоном, так вроде? А я из Бернли-Вэйз – это сорок миль на север. Ишь как получается, Север и Юг встретились и вроде бы даже стали добрыми друзьями в этом большом и дымном городе.
Маргарет замедлила шаг, чтобы идти рядом с ним, а он шел не торопясь, чтобы не утомить дочь. Маргарет заговорила с девушкой, и в ее голосе невольно прозвучали жалость и нежность, тронувшие сердце отца.
– Боюсь, вы не очень хорошо себя чувствуете.
– Нет, – ответила девушка, – и никогда тому не бывать.
– Скоро весна, – сказала Маргарет, надеясь разогнать печаль, владевшую собеседницей.
– Ни весна, ни лето не принесут мне облегчения, – отозвалась девушка тихо.
Маргарет взглянула на мужчину, словно ожидая от него возражений, ей казалось, он не должен позволять дочери говорить о себе с такой безнадежностью. Но вместо этого он сказал лишь:
– Боюсь, она говорит правду. Боюсь, она совсем зачахла.
– Там, где я скоро буду, всегда будет весна, и цветы, и много блестящих одежд.
– Бедный ягненочек, бедный ягненочек! – пробормотал ее отец еле слышно. – Так оно и будет, и ты наконец-то отдохнешь, бедняжка, бедняжка. Бедный отец! Сдается мне, это случится совсем скоро.
Его слова удивили Маргарет, однако не вызвали отвращения – она лишь сильнее посочувствовала отцу и дочери.
– Где вы живете? Я думаю, что мы, должно быть, соседи, если мы так часто встречаемся на этой дороге.
– Мы устроились на Фрэнсис-стрит, девять, второй поворот налево, как пройдете «Золотой дракон».
– А ваше имя? Я постараюсь не забыть его.
– Мне стыдиться нечего. Меня зовут Николас Хиггинс, а ее – Бесси Хиггинс. Почему вы спрашиваете?
Маргарет удивил последний вопрос, ведь в Хелстоне было в порядке вещей, что, спрашивая у собеседника имя и адрес, она собирается навестить его и при необходимости помочь в его нуждах.
– Я думала… Я хотела прийти и навестить вас. – Она внезапно оробела, осознав, что напрашивается в гости к незнакомцу, который, видимо, не желал этого.
Судя по выражению его лица, мужчина нашел это предложение бесцеремонным.
– Мне не нравится, когда чужие приходят в мой дом, – сказал он резко, но потом смягчился, увидев, как она покраснела от смущения, и добавил: – Вы нездешняя, любой скажет, и, может быть, мало кого здесь знаете, и вы подарили моей девочке цветы из своих рук… Вы можете прийти, если хотите.
Маргарет немного удивил и даже уязвил его ответ. Она не была уверена, пойдет ли к ним, если ее приглашают, словно делая ей одолжение. Но когда они подошли к повороту на Фрэнсис-стрит, девушка обернулась к ней и сказала:
