Вдруг из пелены дождя прямо на них вылетела ломовая телега…
Мария смогла лишь закричать, а вот её отец не поспел перехватить вожжи…
Сильнейший удар…
Вспышка света…
Навалившаяся тьма…
И все исчезло…
* * *
Пять дней спустя
Христина Ивановна Шторх остановилась у дверей спальни. Она не могла набраться мужества, чтобы переступить порог комнаты. Совсем недавно оттуда вышел доктор медицины Павел Альбертович Фельцер, их семейный врач, приват-доцент Военно-медицинской академии. Он хмурился и беспрестанно потирал руки, как будто ему было холодно. Лицо его не обещало надежды.
Полицейский врач, который вскрывал тело Воронова, подтвердил диагноз доктора Верховцева – отец Марии и в самом деле страдал раком желудка и вряд ли бы прожил более двух лет. Но и их ему не отпустила судьба. Не вовремя подвернувшаяся телега, опрокинувшийся фиакр и вот…
Ее деверь, как гласит бумага, заверенная печатью полицейского врача, умер на месте от «обширного внутреннего кровоизлияния» – разорвалась изъеденная болезнью требуха. Как попутно выяснилось, тот последние месяцы заглушал приступы пилюлями опиума, коробочку которых постоянно носил в кармане. Китайское снадобье, видать, и притупило реакцию бывшего циркового возничего и таежника. К тому же он еще и прикладывался к этому новомодному белому зелью – кокаину, которое, по словам докторов, не так опасно, как опиум (чем и объяснялись посещавшие его приступы внезапной веселости)[1]. При нем даже нашли табакерку с белым порошком.
Оставалось лишь благодарить Бога, что Мария осталась жива. Но она лежала, не приходя в сознание, и никто не мог поручиться за её выздоровление.
А вот ломовой извозчик «номер 654», Сидор Кукша, отделался легким испугом, как и его лошадь. По этому поводу в газетке «Будильник» даже тиснули фельетончик под псевдонимом А. Хинеев.
Похороны Михаила Еремеевича состоялись два дня назад. Пышные, хорошие похороны, как и пристало купцу первой гильдии. Огромные дубовые двери открылись, и появилась мрачная процессия – впереди шел священник с кадилом в руках, его сопровождали певчие. Следом несколько крепких бородачей в сюртуках и цилиндрах – обслуга из похоронной конторы – вынесли массивный гроб, покрытый тяжелым покрывалом с золотыми кистями. За гробом шла траурная процессия: старые друзья, с которыми Воронов начинал свое дело, рабочие с его фабрик, домашняя прислуга.
Гроб установили на черный катафалк, запряженный парой гнедых, на лошадей были накинуты траурные попоны с серебряными кистями. Пара репортеров с разлапистыми фотографическими аппаратами была тут как тут – не письмоводитель из зачуханного департамента помер и не какой-нибудь спившийся актеришка, а купец первой гильдии.
Процессия остановилась на Георгиевском кладбище, возле принадлежавшего еще деду Маши участка с недавно построенным склепом. Девять лет назад тут упокоилась мать Марии, а за три года до того – её маленький братик Еремей, который не прожил и недели. Тут же возвышалась часовня во имя Архистратига Михаила. Строили её лет пять, и виновником подобной неторопливости был сам Михаил Еремеевич.
«Бог подождёт, Ему спешить некуда», – как-то пошутил он и дважды тратил выделенные на стройку деньги на нужды торгового дома.
Теперь Вседержитель, видимо, решил призвать своего раба Михаила, не считаясь с планами смертного…
Тогда, на кладбище, слушая священника, Христина Ивановна пыталась угадать, какие мысли скрываются под бесстрастной, холодной маской на лице Арбенина. Она знала о его планах относительно племянницы и сейчас пробовала угадать, есть ли под этим ледяным спокойствием страх за её жизнь. Или он намерен быстро утешиться, если Мария все же умрет?
