Северное сияние в тундре радужных надежд - страница 23

Да вот беда: когда надо бы действительно с кем-либо всерьез повоевать, а в том числе и в чисто социальном плане, они почему-то сразу стушевываются, и бравады от них и близко тогда нисколько не жди.

И разве все дело тут именно в трусости?

Нет, в одной лишь той подчас столь изысканной вездесущей чистоплотности в сочетании с бездумным самолюбованием в кривом зеркале мира возвышенной и праздной литературы.

Причем то, что все это доподлинно верно и именно этак ему и должно же, собственно, быть, никто тут вообще совершенно вот даже не спорит, да только всему этому надо бы уделять 35% всего своего личного времени, а не все те 55%.

Потому что нечто подобное совсем и близко нисколько не то, к чему еще, непременно, следует всем нам всею душой явно и впрямь всецело строго стремиться.

Да, кстати, и в сугубо мирной, не столь и бесконфликтной жизни тоже порою довольно приметна весьма наглядная чья-либо более чем явная тенденция прижаться бы к власти, да поплотнее, что, безусловно, всегда изобилует немалым числом компромиссов или полукомпромиссов буквально со всякой на всем этом белом свете общественной этикой и моралью.

Причем касается это практически всего, что только хоть как-либо еще может угрожать чьему-либо душевному спокойствию, а тем более и вполне вот, как всегда, невозмутимо-безмятежному материальному благополучию.

А отсюда, как и понятно, в том числе и готовность к попранию каких угодно принципов совести, дабы иметь ту до чего искренне реально обожаемую возможность тихо уйти в свой иллюзорный мирок, в котором вовсе нет никаких бурь, а всегда одна лишь тишь да гладь, а вокруг хоть трава не расти.

Вот как это столь исключительно ярко описывает Иван Ефремов в его изумительно гениальном литературном творении – романе «Час Быка»:

«Ученые владыкам помогали во всем: изобретая страшное оружие, яды, фальсификаты пищи и развлечений, путая народ хитрыми словами, искажая правду. Отсюда укрепившаяся в народе ненависть и недоверие к ученым, стремление оскорбить, избить, а то и просто убивать „джи“ как прислужников угнетателей».

То, что описал в своей книге Иван Ефремов, есть самое вполне вот неотъемлемое диалектическое развитие всякой всепланетной диктатуры, и как бы она в дальнейшем себя ни называла, это одни лишь зачастую крайне во многом весьма малосущественные детали.

Ну а сама ее суть, непременно, что явно во всем окажется одной лишь и той же, с довольно-то мелкими ответвлениями, существующими разве что только на самых первых порах.

После полного захвата власти вся разница, в конце концов, неминуемо бы исчезла, а если и не сразу, то это непременно бы еще случилось со временем, пусть даже и крайне поэтапно и несколько постепенно.

Ну а весьма веской первопричиной укоренения всех тех новых норм общественного бытия явно еще должен был стать именно тот идеализм, что неизменно был вовсе так никак совсем не в меру сладостно прекраснодушен и до чего только чрезмерно сердобольно абстрактно*прискорбен по поводу самых нескончаемых (от века) страданий людских масс.

И все тут дело было именно в том, что люди, всею душой слепо укоренившиеся в вере в светлое и лучезарное добро, уже сегодня премило живут в никому пока на деле нисколько и неведомом изящно- и восторженно-прекрасном далеко.

А между тем оно пока еще совершенно так вовсе несбыточно, а потому и все те светлые мечтания о нем крайне аляповаты и всецело блеклы и неказисты.