И Торвальд обвел рукой небосклон, намекая на незримо кружащих над полем брани валькирий. Несмотря на то, что при захвате города норманны понесли минимальные потери, вряд ли хотя бы одна прекрасная проводница душ осталась сегодня не у дел. Героически павшие Защитники Веры тоже могли рассчитывать на то, что их сочтут достойными для вознесения в Валгаллу – Видар был рад видеть у себя любого храбреца-эйнхерия.
– Но, отец!.. – запротестовал было Лотар, однако Вороний Коготь прервал его возражения одним грозным взглядом. После чего провел ладонью по лысине и, слегка смягчившись, добавил:
– Меня меченосные девы сегодня не тронут. Время Торвальда Грингсона еще не наступило. Я нужен богам здесь, в Мидгарде. По крайней мере до тех пор, пока они снова не начнут дуть в свой Гьяллахорн.
Слегка уязвленный Лотар прикусил губу и водрузил на голову шлем. Наследник Вороньего Когтя был, пожалуй, единственным человеком в мире, кто не испытывал страха, споря с конунгом. Однако сын никогда не дерзил отцу при посторонних. Даже Ярослав знал об этих спорах лишь понаслышке – Лотар часто жаловался побратиму на отцовскую несправедливость, однако ослушаться отца не смел. Что ни говори, а в этом плане Торвальдсон отличался от русского княжича в положительную сторону.
Грингсон и его спутники покинули причал и зашагали по главной улице к центру Роттердама. На выходе из порта их взяли под охрану три десятка бойцов «Датской Сотни». Лица каждого из датчан были в ритуальной боевой раскраске – вертикальные красные полосы, краской для коих послужила кровь убитых врагов. Будущие эйнхерии Видара чтили традиции своей веры и выказывали таким своеобразным способом почтение божественным покровителям.
«Датская Сотня» не принимала участия в разграблении города, чем сейчас занимались остальные захватчики. Большинство победителей совмещало полезное с приятным: укрепляло отвоеванный плацдарм и попутно набивало вещмешки ценными трофеями. Бежавшие в панике граждане, особенно их зажиточная часть, не успели как следует припрятать свое добро, а тем более захватить его с собой, о чем наверняка в данный момент сильно сокрушались. Глупо было уповать на то, что дверные замки и оконные решетки остановят норманнов, которых не сдержали ни морские, ни сухопутные пограничные заслоны.
Безусловно, «Датская Сотня» с удовольствием присоединилась бы к собратьям по вере и оружию, не имей датчане конкретного приказа. Его выполнение началось еще накануне. Лазутчики Фенрира просочились в Роттердам за день до штурма, чтобы не дать скрыться одной высокопоставленной особе. Она же, Торвальд был убежден, непременно попытается сбежать, когда поймет, что оборона города пала. А в том, что оборона падет, Грингсон также не сомневался. Он верил и в своих покровителей, божественных асов, и в сподвижников, которые еще на родине поклялись, что пойдут за дроттином хоть на край света.
– Говори, хольд[3], – обратился Вороний Коготь к старшему группы, что присоединилась к свите конунга. Дружинник дождался молчаливого кивка Фенрира, после чего немедленно приступил к докладу:
– Операция «Глейпнир» прошла успешно, дроттин. Роттердамский инквизитор Ван Борен у нас. Мы организовали засаду у гаража магистрата и перехватили автомобиль Ван Борена на выезде.
– Каковы потери? – осведомился Торвальд.
– Один фьольменн убит, один ранен. Охотники из охраны инквизитора перебиты полностью. Магистр не пострадал. Мы переправили его вместе с автомобилем к епископату, где наши фьольменны наводят сейчас порядок.
