***
От дальнейшей «работы с источником» меня отвлекли глаза. Вернее, резь в них, словно песка насыпали. Начал моргать и… увидел свет. Он доставлял боль, но был весьма желанным.
Как только глаза привыкли, я осмотрелся и увидел вместо уже понятной палаты что-то больше похожее на операционную. По крайней мере, здесь было целых два врача и куча оборудования. И, о чудо, оба они с тревогой смотрели на меня.
– Кхе-кхе, буль-буль-буль! – вежливо поприветствовал я собравшихся.
– Сейчас-сейчас! – пробулькал мне в ответ один из врачей, снимая с меня какую-то маску, – вы говорить можете?
– Кхе-кхе буль! – отчетливо повторил я.
Доктор чертыхнулся и полез куда-то в глубину программы. Что-то обнаружив, он радостно воскликнул и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, вдавил на сенсоре какую-то кнопку. Почти сразу я почувствовал большое облегчение и смог говорить нормально.
После потока не всегда цензурной благодарности с моей стороны, ко мне подошел какой-то третий человек в халате, на доктора смахивающий меньше, чем я на кандибобер, и безапелляционно потребовал ото всех покинуть помещение. И они его послушались.
– Александр Александрович, что вы помните из жизни до попадания в аномалию?
– Что, простите? И кто вы такой, елкино? – тупо уставился я на визави.
– Я Филипп Рудковский и… мне… я почти уверен, что под действием аномалии у вас могли возникнуть приинтереснейшие особенности головного мозга! Это все здесь, все очень похоже на недавний случай в Глизе! К сожалению, выживших тогда не оказалось, а сейчас у нас есть вы! Может быть, вы что-то помните оттуда, из самой аномалии, или еще что-то необычное присудствует?
– Как сказать. По-моему, у меня легкие галлюцинации. Чудится мне странный мир, в котором я пилот того самого летательного аппарата, на котором я и свалился со второго перехода.
– Феноменально! – воскликнул этот псих. – Вы определенно должны мне все рассказать! Да и парочка опытов с вами не помешает…
– Э-э-э, дядя, мы так не договаривались, хрен тебе поперек редьки, а не моя тушка на опыты!
– О да, простите, мне стоило быть сдержаннее, все-таки вы очень ценный экземпляр…
– Экземпляр… – пробубнил я, – что вы можете мне предложить взамен на мои знания и не причинят ли мне вреда ваши опыты?
– Понятия не имею! – залихватски всплеснул он руками.
– Хороший подход. И почему мне здесь встречаются все не от мира сего? Этот лейтенант – восторженный юнец, теперь это вот. Филипп. – очень тихо и неразборчиво квакнул я и, прокашлявшись, добавил на человечьем, – это я хотел спросить у вас, какими ресурсами вы обладаете?
– Ну, на удачу у нас все есть! Медобследование вам мы точно сделаем, соберем образцы тканей, записи речи, фото, просканируем сигнатуру мозга, в нашем распоряжении лучшее исследовательское судно Содружества!
– А на вашем судне есть интернет и оборудование для установки нейросетей?
– Что такое интернет? Межсетевой? Я вас решительно не понимаю.
– Ну, сеть, как сказать… способ обмена информацией между людьми, можно там ее находить и так далее…
– Да, я вас понял, глобальная сеть, это нормальный термин. Но почему интернет? Вы не похожи на англичанина. Вы с планеты с превалирующим английским?
– Сначала деньги, потом стулья, Филипп, – перебил я его, пытаясь исполнить родившийся в моменте план, – давайте так. Я вам себя на опыты, а вы мне свободный доступ в глобальную сеть и индивидуальную нейросеть! – предложил я с замиранием сердца, ведь вся полученная мною информация вела к выводу: индивидуальная сеть ≈ успех.
