Женщина еле заметно шлепнула его по руке.
– Сойер, будь хорошим мальчиком.
– Я… я ваша новая соседка? – это прозвучало, скорее, как вопрос, будто мне требовалось разрешение от этого парня на проживание здесь. Я резко выпрямилась. – Я Дарлин. Недавно сюда переехала. Я танцую. Ну, танцевала. Пришлось взять небольшой перерыв, но собираюсь скоро вернуться к этому… что-то типа того, – и выдала свою самую дружелюбную улыбку. – Сейчас я работаю массажисткой. Совсем недавно получила сертификат и…
Мой словесный поток иссяк под испепеляющим взглядом Сойера.
– Танцовщица. Фантастика, – с горечью сказал он. – Всегда мечтал о том, чтобы надо мной постоянно кто-то стучал и прыгал, будил ребенка и отвлекал меня от учебы.
Я уперла руки в бока.
– Моя квартира слишком маленькая для танцев, и к тому же…
Я снова потеряла дар речи, заметив, как острые скулы и резкие черты лица Сойера разгладились, когда его дочь – полагаю, ей было около года – хлопнула своей маленькой ладошкой по его подбородку. Взгляд Сойера смягчился, на лице появилась улыбка – прекрасная улыбка, которую он приберегал только для этой малышки, и наполненная любовью такой силы, что на мгновение мне стало трудно дышать.
– Очень рады познакомиться с тобой, Дарлин, – вмешалась женщина. – Я Елена Мелендез. Это Сойер, а его ангелочка зовут Оливия. Они живут наверху.
– Я тоже, – ответила с легкой усмешкой я. – На третьем этаже, имею в виду. Очевидно, – добавила с тихим смешком. – В студии.
– Снимаешь у Рэйчел, да? – Елена улыбнулась. – Она милая девушка.
– И тихая, – добавил Сойер, заработав очередной толчок от Елены.
– Да. Сняла на полгода, пока Рэйчел в поездке с «Гринпис».
– Добро пожаловать.
Сойер убрал маленькую ладошку от своей щеки и поцеловал девочку, а затем, пробурчав что-то неразборчивое себе под нос, прошел мимо меня и направился к лестнице. Я почувствовала приятный аромат парфюма и детской присыпки, и меня поразило странное ощущение. Словно в каждой молекуле моего тела проснулась неведомая для меня сексуальная и материнская энергия, вспыхнув в ответ на мужественность Сойера и детскую непосредственность Оливии.
«О мой бог, охлади пыл, девочка. Скорее всего, он женат и, без сомнения, говнюк».
Но не его дочь. Через плечо Оливия наблюдала за мной и улыбалась. Я помахала ей рукой.
Она помахала в ответ.
– Он славный парень, – сообщила Елена со вздохом, наблюдая, как Сойер скрывается за углом.
– Поверю на слово. – Я выдохнула с облегчением, когда он унес с собой странное витающее в воздухе напряжение и целый арсенал сильнодействующих феромонов. – Его взгляд может шлифовать алмазы. А вот его дочь милашка. Сколько ей?
– Тринадцать месяцев. Я нянчусь с ней с младенчества и наслаждаюсь каждой секундой. И делала бы это бесплатно, но Сойер настаивает на «полной оплате». – Женщина, наклонившись ко мне, заговорщически прошептала: – Но он не знает, что я занизила свою ставку. Я с радостью помогаю ему. Он так много работает. День и ночь.
– Чем он занимается?
– Учится на адвоката, – сказала она с гордостью. – Почти закончил.
– Эм, а что делает мама Оливии? – спросила я, шаркнув своим ботинком по тонкому ковровому покрытию.
«Умоляю, скажите мне, что она счастлива в браке».
– Я ее никогда не видела.
– О? Это… плохо.
– Сойер никогда не упоминал о ней, а я и не спрашивала. Думаю, если захочет, сам расскажет, но пока он молчит. Как партизан. У парня золотое сердце, но он такой серьезный, все время напряжен. Я беспокоюсь за него. – Она тепло улыбнулась. – Я всегда говорю ему, что его красивое лицо создано для улыбок, но он бережет их для Ливви.
