После этого тварь затихла. Не сама, он ударил. Рука сама собой прекратила этот визг. И только тогда наступила долгожданная тишина. Доу грозно рыкнул и быстро прошагал к лифту. В груди что-то больно кольнуло, тошнота возобновилась, не иначе. Он вернулся в кровать, так лучше, так правильно. Но сон не шел, а в памяти всплывали глаза домашних химер. В них не было той уверенности и поддержки. Чужая химера сказала что-то важное, что, он не успел уловить, и теперь мозг отчаянно искал ответ.
Утром Маша проснулась в большой кровати. У нее своя комната в незнакомой квартире, той, что из стекла и бетона. Она хорошо помнит все события ровно до того, как лицо дракона изменилось, от холодного безразличия искривился рот, а в глазах вспыхнули зеленые светящиеся зрачки. Помнит боль. Как сказал Лебедев однажды на лекциях? Боль, пусть и приглушенная, но все же чувствуется. Лебедев!
Девушка встала, нашла одежду на краешке кровати и быстро оделась. За пределами комнаты уже знакомые ей коридоры, путь на кухню она хорошо запомнила. Ей нужно кофе, деньги на такси и обувь. Впрочем, двумя первыми пунктами она тоже обойдется. Можно только кофе, с таксистом она договорится об оплате уже возле турецкого ресторана.
Маргоша молча прошагала к кофемашине, нажала кнопку и прослушала рокот хрустящих кофейный зерен. За барным столом также молча сидел Доу.
– Я не человек, – заявил он, словно ждал ее все утро. – И никогда им не был. Это не мой выбор, в нулевом цикле я прожил несколько часов.
Маргоша внимательно наблюдала за двумя тонкими струйками горячего напитка.
– Тот же Кай прожил самую длинную человеческую жизнь. По меркам того времени он долгожитель, а для воина так и вовсе, счастливчик. Ему было больше пятидесяти лет, в бою он получил серьезные ранения. Наверняка и в тот раз оклемался бы, но у его отца закончилось терпение. Сам Лол прожил около тридцати, так точно никто не сможет сказать. Учет в те времена не слишком вели. Но и двадцать лет для Карла были достаточно длинными, чтобы почувствовать себя человеком. Каждый из них помнит, что такое быть человеком. Но не я.
Гостья молча пригубила готовую чашку кофе и едва заметно поморщилась от удовольствия.
– У меня не было детства, я не был немощным стариком. После первой метаморфозы я сразу стал взрослым. Сила и неуязвимость никогда не покидали меня, – продолжал говорить Доу. – Меня не пугали смерть и болезни, страх будущего, потеря близких. Члены моего гнезда столь же неуязвимы. Я никогда не был неразумным и слабым, и никогда не понимал тех, кто испытал это на себе. В этом ты меня укоряешь?
Маргоша с громким хлюпом всосала очередной глоток кофе и удовлетворенно чавкнула. Не стоит вступать в перепалку с драконом, ни к чему это. Вчера вышла из себя, сегодня она проснулась с новыми силами и в новой реальности. Нет Лебедева, но есть кое-что не менее ценное. Она снова видит солнце в мире, где нет любимого человека, но есть… его сын. Тихон. Тихон Егорович. Ей есть ради чего жить, пусть даже химерой.
– Во мне нет ничего человеческого, поэтому я неполноценный дракон. Я не люблю людей. Твои слова?
– Слушай, дракончик. Чего привязался? – в привычной манере заявила та. – Не люби людей, мне какое дело. Жил как-то до того, вот и живи дальше. Твои проблемы меня совершенно не касаются. За ванну крови благодарности не жди, я тебя не просила и просить о крови не буду. Было время, мы тебе всю электронную почту сорвали, заваливали письмами с просьбой о помощи. Но тебе же не понять тех, кто нуждается.
