Марку тут же захотелось пристально вглядеться в бесконечную голубую высь. Однако взгляд сперва скользнул по барханам, да так и остался прикованным к ним, будто угодил в прочный невидимый капкан. Что-то было не так. Вроде ничего особо подозрительного, но не так. Барханов справа как будто стало вдвое меньше. Вот ближние ползут вдоль борта планетохода. Вон дальние, зубьями исполинской пилы, вгрызаются в чистое синее небо. Ну а где спрашивается те, что должны заполнять собой пространство между передним и задним планом? Возможно, кто-нибудь другой не придал бы этому значения. Эка невидаль, в бескрайней пустыне потерялись несколько бесполезных куч песка. Но Грабовский жил инстинктами разведчика. Он никогда не пренебрегал мелочами. И вообще, что такое мелочь? Кто знает, где мелочь, а где нет?
Не желая рисковать, лейтенант остановил машину, а затем вытянул из бардачка мощный дегиталь-бинокль.
– Чего стоим? – тихий голос Великого Мастера прозвучал прямо возле самого уха Грабовского.
От неожиданности Марк вздрогнул. Фух, дьявол, напугал! Вместо ответа он оглянулся на пару кресел, где секунду назад Строгов с Луизой почивали сном младенцев. Кресло Мастера опустело, а Луиза продолжала безмятежно посапывать. Под голову ей была подсунута свернутая куртка Николая.
– Что-то заметил? – Мастер покосился на бинокль.
– Есть одна странность. Барханы… По-моему справа их гораздо меньше, чем слева.
– Да, действительно,– Строгов сделал шаг к входному люку. – Пошли, посмотрим,
– А может, подъедем?
– Не стоит рисковать. Модуль слишком тяжелая штуковина, а вдруг там обрыв?
– Согласен.
Проходя мимо Микульского, лейтенант толкнул того в плече. Когда рядовой открыл глаза, Грабовский подал сигнал. Присмотри, мол, тут, но тихо, Луиза еще спит. Ян кивнул, и Марк со спокойной душой выскользнул в приоткрытый люк.
Снаружи вовсю бушевало восходящее солнце. Марк не ожидал, что утром оно будет такое яркое. Из под тонированного бронестекла кабины Желтая Циклона казалась чуть ли не тусклым уличным фонарем, а на самом деле…! На секунду ослепленному землянину даже показалось, что он плывет в океане расплавленного металла.
На адаптацию ушла пара минут. После того, как разведчик проморгался, он едва не задохнулся от восторга. Да, пейзаж действительно был величественен и прекрасен. Далекий затянутый голубоватой дымкой горизонт, прозрачный воздух, слегка колышущийся от жара разогретого алого песка, и высокое синее небо. Все безмолвно и недвижимо. Единственным неустанным путником этого безжизненного мира оставался ветер. Его импульсивные порывы игриво ерошили макушки барханов, отчего в лучах заходящего солнца то тут, то там вспыхивали настоящие фейерверки, зажженные блеском миллионов кварцевых песчинок.
Строгов стоял на вершине соседней песчаной горы и, прикрыв ладонью глаза, внимательно что-то рассматривал. Этот бархан казался самым высоким в округе, и Николай резонно выбрал его в качестве наблюдательного пункта. Разведчик тут же мелкой рысцой припустил по направлению к другу. Он изрядно захекался прежде чем преодолел сыпучую стометровку.
– Черт, теряю форму, надо будет…
Марк так и не успел поведать, как он собирается восстановить свою былую выносливость, так как онемел от неожиданного зрелища. Внизу на сколько охватывал глаз, простиралась бесконечная пустыня. По ее красному разгоряченному телу тянулся идеально ровный темный рубец. Барханы как не силились, так и не смогли поглотить его. От этого на солнце поблескивал, словно отшлифованный таракотово-коричневый камень. Он контрастно выделялся на фоне огненно красных наносов и бесконечной цепочкой уходил за горизонт.
