Сезон вдохновения - страница 3

Невольно улыбаюсь, вспоминая мужественное лицо лучезарного бога. Помню мягкость его поцелованных солнцем кудрей под пальцами, когда он лежал на моих коленях и лениво перебирал струны арфы. Его голос плыл по дрожащему от жары воздуху, сплетаясь с голосами моих сестер. Но после мне вспоминается, как он плотно сжимал свои пухлые губы, говоря Каллиопе, что расстается с ней. Сестра отпустила его без ропота. Только после того как Аполлон ушел, она перестала сдерживать слезы. В те времена мы еще были близки и я чувствовала ее боль как свою собственную.

– Скоро я вернусь на Олимп и со всеми увижусь.

Прочищаю горло, пытаясь избавиться от тонких ноток страха, которые в нем слышатся. Никто не может заставить меня подняться в земли богов, как не может и наказать за слишком длительное пребывание среди людей. Но мое открытое нежелание находиться на Олимпе вызовет вопросы. А слухи и сплетни никогда не способствуют спокойствию и безопасности. Особенно если эти шепотки ходят между богов.

Я не успеваю спросить у Талии, начала ли она уже готовиться к конкурсу. Свет гаснет, и начинает играть пробирающая до мурашек музыка. На сцену выходят первые танцоры, но я то и дело кошусь на Талию. Она наблюдает за балетом с тихой улыбкой, полностью поглощенная тем, что происходит на сцене. Я же не могу сосредоточиться на выступлении.

Я люблю Талию, и все же она моя соперница. В сезоне Вдохновения может быть только одна победительница, и я твердо намерена стать ею в этом году. Талия никогда не выигрывала и, должно быть, спустя столько лет уже не питает надежд. Но я как никто другой знаю, что стремление к победе не искоренить так просто. Особенно если за первенство Зевс исполнит любое твое желание.

На сцену выходит изящная балерина, и я невольно задерживаю дыхание. Ее точные движения полны грации, а на лице застыло выражение полнейшего блаженства. Балерина кружится, изгибаясь всем телом. Ее танец вводит в транс. От него невозможно оторвать взгляд. Музыка ускоряется, и вместе с ней движения балерины становятся быстрее и резче. Она больше не напоминает волну, ласково набегающую на берег. Теперь она превратилась в бурю, что топит корабли и бросает на скалы тонны воды.

– Ей следует быть осторожнее, – встревоженно шепчет Талия, и я с трудом отвожу взгляд от сцены, на которой взмывает вверх в прыжках прекрасная балерина. – Люди могут что‐то заподозрить.

Женщина из первого ряда оборачивается и шипит на нас, вынуждая Талию смущенно потупиться и замолкнуть. Не могу не признать, что сестра права. В танце балерины чувствуется сверхъестественность. Ни одной смертной никогда не достичь такого же мастерства, при котором каждый взмах руки напоминает порыв ветра, а каждое па вызывает шумный вздох у толпы зрителей. Для того чтобы стать не просто единой с танцем, а его воплощением, надо тренироваться долгие столетия. Или родиться музой.

Все выступление я провожу будто в забытье, неотрывно следя за Терпсихорой. Она словно избавилась от тела, и вместо него на сцене танцует ее обнаженная душа. Даже сейчас, стоя на улице и задумчиво глядя на ночное небо, я не могу избавиться от ощущения, что видела истинную сущность своей сестры. Это одновременно наполняет меня и радостью, и печалью. Выступления Терпсихоры всегда дарили мне внутренний покой, но сейчас мы не на Олимпе, а в мире смертных.

Несмотря на все их очарование и видимую беззащитность, люди опасны. Стоит только вспомнить хотя бы то, сколько ни в чем не повинных женщин они заживо сожгли в темные века. Сколько мужчин повесили за преступления, которых те не совершали. С тех пор мало что поменялось, разве что орудие исполнения приговора да масштаб, с которым оно применяется: костры сменились бомбами, а единичные жертвы – сотнями погибших.