Им повезло: в криминальной среде города назрели серьезные перемены, и Мила бесстрашно оседлала новую волну. Она встретилась с кем-то,– Стас понятия не имел, с кем,– и переговорила. Беседа длилась сутки, жена буквально приползла под утро – выжатая, пьянющая, но счастливая. Вероятно, в этом разговоре раскрылись не только таланты шестерки и наводчицы, но и множество других, из чего собеседники сделали вывод, что использовать Милу в качестве расходника недальновидно. Таким образом Мила расширила свой профиль с сохранением должности. Вскоре авторитет, под гусли которого она исполняла (тот самый кент, занявший Стасу денег), оперативно распространился на мелкие запчасти по подъезду своего дома, а следом за ним – все его кореша и мелкие утырки, вплоть до Симы-Семакина. По городу прокатился впечатляющий передел, о котором еще долго шушукались в кулуарах. Штурвал теневого города был передан другим паханам, Мила выжила, а вместе с ней и Стас заодно.
Они открыли свою риэлторскую контору на подставного чушпана, посадили туда девочку-секретаршу, наняли персонал для понта дела. Юридически Мила осталась не при делах, но рулила всем она. Попутно она изобрела и внедрила еще несколько схемоз, куда Стас тоже вникать не торопился. Знал только, что Мила исключила беспредел со стариками. Теперь жилье отжималось корректно, с постепенным давлением на объект и всеми необходимыми подписями, а сами объекты переселялись в ближайшие деревни – в целости и сохранности. Стас по инерции рисовался непричастным и чистеньким коммерсом, аж самого тошнило. Он-то как никто знал, что его магазин бытовухи служил скорее для отвода глаз и отмыва бабла. И вообще, не будь вложений со стороны Милы, плюс ее крыша, он давно бы прогорел.
Согласно стасовой логике, после того как Мила вышла на новый уровень, поток свободных денег должен был увеличиться. Но случилось обратное, он резко иссяк, и Стас не ведал, почему. Он попробовал несколько раз подкатить к жене с вопросами и натыкался на ее задумчивый (нередко – пьяный) взгляд. Весь последний год она частенько на него так прицеливалась, словно снимала мерку на костюм. Помимо всего прочего Стас начал временами побаиваться свою супругу, особенно после того, как у Милы завелось оружие. Его либидо, впрочем, при этом никак не страдало.
Алкоголь стал другом и спутником. Пару раз Стас застигал жену в ванной, как она что-то занюхивает. Он делал вид, что все тип-топ. Частенько жена приходила домой за полночь – пьяная и воняющая чужим потом. Он пытался устраивать сцены ревности, но Мила перешибала их враз. Молча раздевалась догола, ложилась на спину и раздвигала ноги. Он не мог ничего с собой поделать. Он был раб своих желаний – ломался и задвигал мужское самолюбие в тень мужской похоти. В сексе Мила продолжала неистовствовать без оглядки, как в первые дни знакомства, и почти всегда кончала. Собственно, она и жила так же – без оглядки. В их положении смотреть назад было чревато головокружением и срывом. Им оставалось лишь нестись вперед, как на скачках.
Но что-то под сурдинку утекало, а потом исчезло насовсем. Что-то важное, настоящее, на чем зиждется семья. Игры с огнестрелом и мутные схемозы толкают к безразличию, а духовная яма становится выгребной. В их связи, которая когда-то действительно была настоящей, образовалась прореха, и она ширилась. Стас часто вспоминал ту первую дискотеку, когда они столкнулись на танцполе, и последующие за ним месяцы безумств и романтики. Они были беспечными, счастливыми и независимыми. У ног плескался океан возможностей, волны любви опьяняли. А теперь брак казался Стасу тюрьмой.
