— Представляешь, трусов нет, одинокий лифчик лежит и скучает. Что мне теперь с ним делать? Я люблю носить белье комплектами, а он глаза мозолит. А дорогой, с-сука, крас-сивый, выкинуть жалко.
— Странно, что ты о них вообще вспомнила. Могла бы после клуба попросить вернуть их тебе, — он нагло улыбнулся. — Я бы отдал.
— Вот так просто?
— Конечно. При условии, что ты наденешь их прямо в моей машине.
Я выдохнула через ноздри, стараясь не поддаваться на провокацию. Как можно быть таким упертым нахалом?
— В прошлую нашу встречу мне было не до этого. Сам понимаешь, меня волновало другое, — скривилась я.
— Тогда пусть твой скучающий лиф лежит и напоминает тебе о том, как ты постанывала от удовольствия, как мои губы ласкали тебя… как ты целовала меня. Фантазируй об этом, Лен, пока будешь шалить пальчиками. Это намного лучше перед сном. И полезнее — слаще и крепче будет спаться.
Это он что только что сказал? На что это он намекнул? Ну-у, ха-амли-ище!
— Как громко сказано! Давид, ты серьезно? Неужели ты думаешь, что ты такой первый? Единственное, что тебя отличает — неслыханная наглость. У других яиц не хватало, они так не борзели.
— Это потому, что их ты так сильно, как меня, не хотела.
— Что???
Глядя на то, как Давиду нравится надо мной издеваться, я решила все же вернуть диалог в правильное русло. Хоть и понимала, что попытка не увенчается успехом. Но попробовать стоило. Это нужно заканчивать! Чем больше я позволяю ему со мной так разговаривать, тем больше развязываю хаму руки.
— Слушай…те, Давид. Сейчас вы на работе, нет никаких птичек, которые вам что-то напели, и меня выручать не надо. Я благодарна вам за помощь. Вы действительно меня выручили в прошлый раз. Помогли. Очень. Я придумаю, как выпросить у папы премию для вас. И тогда мы будем в расчете. Но сейчас все же давай…те прекращать это. Пока вы со мной, вы — мой водитель, я — ваш начальник. Пусть все будет так, как должно быть. Я согласна простить вашу ужасную выходку с трусами и прочим. Но теперь пусть все будет вот на таком уровне: босс, подчиненный. Не меньше, не больше. Я прошу вас.
— А если нет? — он сделал еще один шаг ко мне. — Что тогда?
— Вы или больной на голову, или маньяк. Любой адекватный человек держался бы за эту работу. Мой папа очень хорошо вам платит. Ваш Дарбинат, Дорбидонт, Дарба…
— Доминатор.
— Да хоть Диктатор! Ваша машина говорит о том, что вам нужно держаться за эту работу. Вот и ответьте мне: неужели ваш нездоровый интерес ко мне стоит того, чтобы вылететь с этой должности и потерять такой заработок?
— Больной на голову — нет, у меня кипа справок от врачей, подтверждающих, что я здоров, — он постучал пальцем по виску и улыбнулся. — Мы прямо сейчас можем подняться к Васильеву, и он нарисует еще одну.
— Остается второй вариант: вы маньяк.
— Это еще почему?
Он сделал еще один, финальный шаг, оказавшись прямо передо мной. Я опустила взгляд, чтобы так явно не чувствовать его превосходство. Водителя распирало от того, что он такой мощный и большой стоит надо мной, а я сижу где-то внизу и такая ничтожная, кро-ошечная.
Близко, слишком близко...
Да если бы я подняла голову, я бы носом уткнулась в его пах! Он специально припарковал его возле моей головы.
И он еще будет рассказывать мне, что не маньяк? Ну-у, коне-ечно!
От безысходности я крепче обхватила свой стаканчик. О растаявших взбитых сливках напоминала лишь пенка, которая плавала белыми воздушными островками на остатках кофе.
