Но Артур показался ей надежнее… И это ничуть не удивляло Никиту. Он тоже предпочел бы, чтобы в минуту, когда задыхаешься от горя, именно Логов оказался рядом. Умный, надежный, спокойный. Чертовски обаятельный! Думая о нем, Никита не мог удержать вздох: ему самому таким в жизни не стать… И уж совсем не верилось, что в мире есть другая девушка, на которую ему так же захочется просто смотреть часами, хотя при этом трудно, почти невозможно дышать… О какой женитьбе вообще можно вести речь?
Когда Артур увез ее в Крым, той же ночью Никита чуть не вышагнул из окна – до того нестерпимо жгли его ревность и тоска. До их отъезда он и не подозревал, до чего влюблен в Сашку, вообще не задумывался об этом. Она была рядом, и Никита дышал одним с нею воздухом. Этого хватало. Она уехала, и он начал задыхаться…
Разве он хоть отдаленно мог сравниться с Артуром Логовым, с которым она была рядом в эти минуты, и, конечно, даже не вспоминала о Пирате? Так ведь они прозвали его. Никита знал и ничуть не обижался. «Пират» звучало не так уж и плохо. Не придурок же, не холуй… Но какое бы грандиозное прозвище они ни придумали ему, одно имя – Артур – все равно звучало лучше. За ним тянулся целый шлейф романтичных рыцарских легенд и сиял ореол благородного героизма.
Никита родился совсем другим – не настолько умным, не сказать, что сильным, не таким везучим. Хотя о каком везении можно вести речь, если Логов потерял родителей так же, как и он сам? Как и Сашка… Вот уж подобралась троица сирот!
Никита не мог злиться на своего босса, даже понимая, что этот человек отобрал у него жизнь, которую он почуял в Сашке… Увез к синему морю. А что он сам для нее сделал? Они даже не разговаривали толком, наверняка она даже не вспоминает о нем, вытянувшись рядом с Артуром на солнечном евпаторийском песке. И надеяться не на что…
А какой смысл жить без малейшей надежды?
Но когда, покачиваясь от слабости и безнадеги, Никита забрался на подоконник и увидел родной двор на проспекте Мира с высоты седьмого этажа, его слуха коснулся слабый голос деда. Волной стыда и ужаса его чуть не опрокинуло на спину: «Я мог бросить его?!» И старый полковник угасал бы от голода и горя, зная, что внук оказался слабаком… Разве он заслужил такую смерть?
– Я здесь, дед, – прошептал он, в одних носках добежав до его постели, с которой старик уже не поднимался.
– Помоги… Сесть…
Дед так исхудал в последние дни, что Никита мог бы легко поднять его на руки, если б тот попросил. Но все, чего хотел полковник, просто сесть, чтобы увидеть что-нибудь, кроме высокого потолка. Отросшая щетина кольнула плечо Никиты через футболку, и он обрадовался этому: раз борода растет, значит, жизнь продолжается. В памяти мелькнуло мифическое поверье, будто волосы и ногти растут после смерти… Но Никита уже знал: на самом деле никакого роста не происходит, просто кожа постепенно теряет воду и сжимается. От этого прежде скрытые участки волос и ногтей выступают наружу, и кажется, точно они растут.
– Вот так – хорошо? – спросил он, усадив деда.
Иссохшая рука с удивительной цепкостью ухватила его запястье:
– Посиди.
Опустившись на край постели, Никита накрыл его руку своей:
– Все хорошо, дед. Мы еще повоюем!
– Не надо, – выдохнул тот с одышкой. – Навоевались уже. Хоть ты поживи в радость. Без войны. Зря я тебя в комитет запихал… Лучше б ты мирным делом занимался.
