– Андрюш, ты почему такой грустный? А? Чего молчишь?
– Разве грустный?
– Разве нет? Потухший, глаза печальные.
– Это маскировка. На самом деле я весел.
– Ты какой-то не такой в последнее время. Хмуришься, сердишься. Что с тобой происходит?
– Сам не знаю. Удивляешься порой даже: вроде всё по-прежнему, всё по-старому, день за днём, а вот ритм, ход этой жизни уже не чувствуется. Пустота какая-то, вязкость. Несёт куда-то, несёт и даже страшно делается.
– Ты просто устал. Тебе надо отдохнуть.
– При чём здесь это? Тут что-то всё иначе, глубиннее.
– Не знаю, не знаю… Мне тяжело тебя понять. Мне самой часто бывает невыносимо трудно. И даже тебе не о всём хочется рассказывать. Но жить как-то надо. Не ложиться же да умирать.
– А почему бы нет? Лечь и тихо умереть…
– Ну, сейчас ты неискренен. Ты никогда не сможешь просто так уйти.
– Почему это?
– Почему? Прости меня, конечно, но ты слишком слаб для этого.
– А может быть слишком силён?
– Да нет, не думаю. Как бы ты не относился к своей жизни, вряд ли ты сможешь от неё отказаться. Она не выдающаяся, скромная, но зато по-хорошему размеренная, спокойная. И менять её на что-то бурное, лихорадочное, тем более на смерть ты никогда не решишься. Ты её пленник.
– Да, ты права. Всё действительно так. Лишь гниение, постоянное гниение, больше ничего. Жизнь страшна, смерть ужасна – это невыносимо.
– Но у тебя есть я. Я люблю тебя. Я всегда с тобой, я поддержу тебя.
– Поддержишь… Ах, если бы это действительно было так.
Дверь с протяжным тихим скрипом отворилась и крохотное детское личико робко просунулось в проём. Несколько секунд девочка озабоченно рассматривала убогий интерьер комнаты, а потом, переборов страх, распахнула дверь пошире и, сделав несколько шагов, остановилась возле кровати. Андрей подмигнул ей.
– Как дела? – спросил он.
Девочка молчала, лишь засунув два пальчика в рот, осторожно рассматривала Андрея.
– Ну, ты что такая невесёлая? – приподнялся он.
В дверном проёме появилась Елена. Соседка. У неё с дочерью самая большая комната. Относительно большая – по сравнению с его и стариковской.
– Вот ты где, – с упрёком покачала она головой. – Ну-ка, иди сюда, не мешай дяде.
– А она мне не мешает, – заступился за девочку Андрей.
– Она всем мешает, – продолжала журить дочку Елена.
Она присела на корточки, вытащила у дочки изо рта пальцы и вытерла ей лицо подолом халата. Показались её ноги, стройные, загорелые. У Андрея слабо, но явно засосало под ложечкой.
– Посидите со мной немного, – попросил он вдруг у Елены.
Она немного удивлённо, но больше озорно стрельнула глазами и снова отвлеклась на дочку. Девочка была приведена в порядок наконец, Лена легонько подтолкнула её к выходу и произнесла полушёпотом:
– Иди в комнату, поиграй там во что-нибудь. Я сейчас приду.
Девочка покорно зашагала к себе. Елена, едва дочка вышла, закрыла за ней дверь. Это движение вызвало в Андрее новую волну тепла. Девушка изящно, слегка игриво развернулась и элегантно присела на стул. В глазах её, широко открытых, внимательных, заструилось что-то туманное, томное. Андрей немного замешкался.
– А почему мы друг друга на «вы» называем? – начал наконец он.
– Не знаю, – очаровательно улыбнулась она.
– Так может на «ты» перейдём?
– Перейдём, – весело кивнула Лена и локоны русых волос, взмыв на мгновение, пустили короткую, но выразительную волну.
– Хорошая у тебя дочка, – сказал Андрей.
