— Ты таскал ко мне эту шлюху?!
— Она не шлюха, — сухо процедил министр, Эйнис фыркнула и закатила глаза:
— Она спит с мужиками за деньги — кто она?!
— Это не так.
«Дзынь.»
Он напрягся ещё сильнее, Вера смотрела, как выступают вены на его шее, как ребрятся мышцы на скулах, и мечтала довести его таки до срыва, хотя бы раз, чтобы увидеть, как он теряет самообладание, пусть это будет позорная истерика, с криком и швырянием вещей, чтобы она могла запомнить всё до секунды и пересматривать в памяти как любимый клип, каждый раз, когда опять захочет им восхищаться.
Эйнис смотрела на министра долго, но похоже, он на неё не смотрел, она не дождалась реакции и повернулась к Вере, требовательным жестом указывая на волос и на министра:
— Ты так это и оставишь? Ничего не хочешь сказать?
Министр перестал дышать, Вера выдерживала паузу и прохладно улыбалась волосу в руке Эйнис. Наконец перевела взгляд к глазам блондинки и с издевательским смирением сказала:
— А кто я такая, чтобы предъявлять претензии? Я, дорогая моя, как и ты, чего-то требовать не имею права. И я это понимаю. А ты ведёшь себя то ли как ревнивая жена, то ли как сварливая тёща, это ужасно некультурно. Закругляйся и иди с миром, а? И мусор свой с собой забери, будь добра.
Эйнис демонстративно кинула волос на пол, осмотрела министра с ног до головы, облив океаном презрения, посмотрела на Веру как на полную идиотку, развернулась и ушла.
В комнате повисла такая тишина, как будто тут кто-то играл в русскую рулетку и проиграл.
Ещё тёплое тело оседало на пол, из дыры в виске вытекала кровь, а сделать уже ничего нельзя, остаётся только смотреть и молчать. И они молчали, втроём — напряжённый до состояния камня министр, истерично-безмятежная Вера, и любознательно-равнодушная цыньянская шлюха, она трогала труп носочком туфли, улыбаясь сама себе — из-за неё уже сдохло столько надежд, что её это давно не трогало, хотя всё ещё льстило.
Вера наблюдала эту картину, испытывая желание подойти и сделать контрольный выстрел, чтобы глупая надежда уже точно никогда не воскресла. А потом пригласить цыньянку куда-нибудь выпить и поговорить об искусстве, оставив министра в одиночестве разбираться с телом и мыть полы.
«Ломается там, где было тонко. Где тонко — там обязательно сломается.
Виноваты всегда двое. Один — это министр Шен. Второй — это тот, кто лежит на полу. Цыньянка не виновата, это её работа. А я?»
Кто-то циничный и бесконечно старый внутри неё с мрачной улыбкой качнул головой — нет, Вера, ты была хорошей девочкой, просто тебя окружают сволочи.
«Но я их выбираю.»
Этого ты не выбирала, он сам пришёл за тобой.
«Но я к нему вернулась, когда меня украли. Чёрт, надо было разворачивать коня в другую сторону.»
Министр медленно и беззвучно развернулся к столу, положил ладони перед собой.
Вера отодвинула пакеты и придвинула следующую коробку, будничным тоном сказала:
— Крем для тела. Состав читать?
— Вера, я должен объяснить...
— Ничего вы мне не должны, не трудитесь, — она отвинтила крышку, понюхала крем и завинтила обратно, отодвинула к пакетам и взяла следующую банку. — И я вам ничего не должна, мы взрослые свободные люди, и при всём желании друг другу ничего хорошего в жизни не дадим, это следовало понять раньше, но мы оба закрывали на это глаза.
