Эркину пришлось возвращаться домой, нужно было взять аттестат и паспорт из планшета, с которым он не расставался на войне, где лежали военный билет, комсомольский билет и документы на ордена и медали. Эркин умылся под умывальником, вытерся и зашёл в дом. Где лежали документы домочадцев с домовой книгой, Эркин знал ещё до войны, он и нашёл их там же, в ящике старого комода. Взяв аттестат и паспорт, он положил в планшет и вышел во двор, а оттуда на улицу.
Он подошёл к остановке, пришлось ждать трамвай, на котором он и хотел проехать до ТашМИ. Конечно, он знал, что прошёл месяц и ему навряд ли позволят сдать экзамены. Был почти конец сентября, учёба давно началась, но парень лелеял надежду, пусть маленькую, но всё же он надеялся, что заслуги перед родиной, ему зачтутся. Сев в трамвай, он с пересадкой доехал до ТашМИ. Несколько кирпичных зданий, двух и трёхэтажных, с лечебными и учебными корпусами, стояли тут несколько десятков лет. Прежде, тут был кадетский корпус, но решением из самой Москвы, ТашМИ стал и медицинским институтом, и клиникой. Во время войны, сюда привозили и раненных солдат и офицеров, но в сентябре, студенты вновь начали учиться или же продолжили учёбу.
Эркин решил зайти в административный корпус и поговорить с ректором. В приёмную он зашёл смело, но его остановили.
– Молодой человек, Вас вызывали? По какому Вы вопросу? – тут же вскочив из-за своего рабочего стола, когда Эркин, взявшись за ручку, собирался открыть дверь кабинета ректора, спросила молодая девушка, лет двадцати пяти, с длинными косами, в белой кофточке и чёрной юбке.
– Здравствуйте! Я по вопросу поступления, мне с ректором поговорить нужно, – ответил Эркин, опуская руку.
Он понимал, без разрешения в кабинет входить нельзя.
– Но учебный год давно начался, Вы опоздали… – глядя на сверкающие ордена и медали на груди Эркина, ответила девушка.
– Верно, я опоздал… но у меня уважительная причина. Война давно закончилась, но приехать вовремя я не смог, нас оставили в Берлине, зачем, говорить не буду… ну так что? Могу я поговорить с ректором? – спросил Эркин.
– Боюсь, товарищ Захидов Вам ответит так же, сейчас он занят, может позже зайдёте? – спросила секретарша, возвращаясь на место, поняв, что парень без разрешения в кабинет не войдёт.
– Я могу и подождать, – нахмурив красивые, густые брови, ответил Эркин и сел на один из стульев, что в ряд стояли у стены.
Но тут открылась дверь кабинета, откуда вышла женщина, лет под шестьдесят, с высокой причёской из вьющихся волос с проседью, с приятным, серьёзным лицом. Следом вышел мужчина, среднего роста, подтянутый, широкоплечий, приятный на вид. Эркин тут же встал, привлекая к себе внимание обоих.
– Спасибо Вам, Хамид Закирович, у меня на кафедре пара, я пойду, – сказала женщина, собираясь выйти.
Эркин, кивнув, поздоровался.
– Ассалому аляйкум! – громко сказал он.
– Ва аляйкум ассалом, молодой человек. С фронта вернулись? Молодец какой, вся грудь в орденах. Нам можно гордиться нашими сынами. Хамид Закирович, вот перед нами пример доблести и отваги, – с какой-то нескрываемой гордостью сказала женщина.
Она была в сером костюме, длинная, ниже колен, прямая юбка, удлинённый жакет и белая кофточка снизу, с завязанной под горлом лентой вместо воротника.
– Мы и гордимся своими доблестными сынами, Дилором Икрамовна, конечно гордимся. Мой сын тоже воевал, Вы знаете… – ответил Хамид Закирович, погрустнев.
