Нина подозрительно посмотрела на неё:
– Врёшь, наверное, – пожурила она её. – Зная твоё гостеприимство, я не удивлюсь, если ты последнее на стол поставишь.
– Правда есть…
– А остальные члены твоей семьи? – Нина окинула беглым взглядом комнату и, махнув в сторону ширмы, которой был огорожен правый угол, удивлённо спросила: – Где, кстати, Ольга Августовна? Да и твоей больной сестрички что-то не видно? – немного с иронией произнесла она.
– Зря ты так, – спокойно ответила Лидия. – Дина действительно очень слабая и больная женщина.
– Очень удобная, скажу я тебе, позиция. Значит, она больная, а на тебе пахать можно.
– Ну, знаешь, Нина, есть сильные, а есть слабые люди. У каждого своя судьба в этом мире. Кто-то рождается для того, чтобы заботились о них, а кто-то – чтобы помогать другим.
– Ага… – ухмыльнулась Нина, – хорошее у тебя объяснение собственной глупости. Так и скажи, что некоторые дураки позволяют на себе ездить.
– На тебе, по-моему, ездят не меньше, – добродушно улыбнулась Лидия. – И нам нужно быть с тобой благодарными Богу за то, что ещё есть силы возить их на себе.
– Ну, тогда за это и выпьем! Садись, подруга, – разлила самогонку по кружкам Нина, пододвинув одну Лидии, а другую торжественно приподняв: – За нас, несчастных!
– А я думала, что мы пьём за твой подарок, – с задором посмотрела на неё Лидия.
– Не подарок это, Лидусь, – грустно покачала головой Нина, – а платёж. На, мол, Нинка, тебе шубку за твою горячую любовь, и больше ни на что не надейся. Как была я для него просто любовницей, так ей и останусь. Ну и ладно, – равнодушно махнула она рукой. – Ему же хуже будет. Так что, Лидусь, пьём за нас! Чокаться будем?
– Не будем, – скривилась Лидия и немного отпила из кружки. – Какая гадость, – ещё сильнее скривилась она и быстренько закусила хлебом.
– Да… – недовольно покачала головой Нина, залпом выпив всё содержимое кружки, – не умеешь ты пить! Сразу видно, что из интеллигенции.
– Да какая же я интеллигенция? – грустно ухмыльнулась Лидия. – Так же как и ты на телятнике в навозе вожусь.
– Ну, ведь была же когда-то учительницей, – со значением произнесла Нина.
– Вот именно, что когда-то… – задумчиво посмотрела в окно Лидия. – Когда это было?..
– Да… – покачала головой Нина, наливая в свою кружку, – ведь каких-то неполных четыре года прошло, как мы тут оказались, а кажется, что целая вечность пролетела.
– Тяжёлые годы были, Нина, поэтому и показались они нам вечностью. Мне даже иногда чудится, что всё то, что было в Дагестане, вовсе и не со мной происходило. Будто это не я счастливой и свободной бегала по улице с друзьями, будто не я в училище профессию получала, не я работала в школе, не я любила, верила, ревновала, страдала… Всё кажется таким далёким и неестественным.
– Ничего, Лидусь, – ободряюще произнесла Нина, приподнимая свою кружку, – давай выпьем за то, чтобы война поскорей закончилась, и мы снова стали свободными людьми.
Та горько ухмыльнулась:
– Не думаю, что по окончанию войны мы так быстро станем свободными.
Подруга непонимающе уставилась на неё:
– А зачем им нас тут потом ещё держать? Если они гитлеровцев разгонят, то какая им тогда от нас опасность? Они же не могут нас тут просто так оставить. Мы все эти годы честно трудились, законов не нарушали, против страны никаких диверсионных действий не вели. Так что им нет смысла нас здесь навечно поселить, – угрожающе стукнула кулаком по столу Нина. – И вообще, у меня уже рука болит эту кружку держать. Давай, наконец, выпьем. Только чтобы всё допила, – пожурила она подругу. – Давай за нас, красивых!
