Я как мог отталкивал ее от себя правой рукой, – но теперь сжал пальцы. Мышцы не продавить, но в шкуру на шее я вцепился. И из последних сил рванул тварь – над собой, за голову! И правой рукой, и левой, угодившей в пасть. Несмотря на боль, рванул и левую руку ко лбу, над собой, за голову!
Левая рука не выдержала, упала на лицо – но не к подбородку, куда жала тварь, а на лоб. Утянув пасть твари, вцепившуюся в запястье, – и заставив ее вытянуть шею. Растянуть мышцы и толстые складки шкуры, укрывавшие горло и кадык. Заставил ее открыться – всего на миг, она уже дернулась обратно…
Я рубанул туда правой рукой. Костяшками пальцев в кадык, на миг выступивший из-под растянувшихся жил…
Тварь квохтнула, дернулась обратно. Я снова увидел серебристые глаза, а мышцы на шее сомкнулись в непробиваемую броню – но это уже не имело значения. Мои пальцы пробились. Я слышал хруст! Почувствовал, как кадык нырнул внутрь. Хрящ не выдержал, треснул и вошел в глотку, в самую трахею.
Серебристые глаза расширились – может быть, от боли, а может быть, от удивления. Давление челюстей тоже ослабло. Всего на миг – но достаточно, чтобы вырвать из пасти руку.
Я снова врезал правой рукой, на этот раз по лапам, сбивая их с себя и заваливая тварь вбок. И сам перекатился туда, подминая ее.
Тело едва слушалось меня, перед глазами мутилось. Левая рука ткнулась в шерстяной бок – и безвольно соскользнула. Ниже локтя – как чужая. Лишь тупая боль и ужасное ощущение: там не рука, а огромный надувной шар, который вот-вот лопнет. Но локоть я еще чувствую. И бицепс с трицепсом работают. Что-то еще могу этой рукой…
От резких движений язычки свечей пустились в сумасшедший пляс, пасть превратилась в темный провал среди мельтешащих пятен света – но я ловил серебристые глаза, смотрел в них, ориентировался по ним. Левее и чуть выше…
Я ударил локтем левой – и попал, куда целил. Туда, где у твари было ухо.
Изо всех сил вжал локоть в ушную раковину, а правой рукой вцепился между глаз – в нос. В большой нос, мокрый и холодный. Стиснул его в кулаке – и обеими руками, как мог, локтем и ладонью, рванул голову вбок…
Четыре лапы ударили в меня снизу, швырнув вверх и назад. Тени, метнувшиеся по своду подвала… и каменный пол врезал мне в спину, выбив из груди последние крохи воздуха, затылок врубился в камень… но на миг раньше, чем лапы подбросили меня, я услышал, почувствовал под руками: позвонки твари хрустнули.
+++
Язычки свечей давно успокоились, а я все лежал на полу, свернувшись калачиком. Боль в груди пульсировала, то накатывая, то чуть отступая. Уходила медленно, неохотно. А на смену ей разгоралась боль в левой руке.
Серебристые глаза стекленели, но упрямо смотрели на меня. Жизнь по капле уходила из них, из неподвижного тела. Теперь я мог рассмотреть, что это было…
Грязно-серая шерсть. Собачья морда – слишком длинная для собаки. Мощные лапы – сейчас безвольно распластавшиеся на холодных плитах… Волк. Матерый волчара. Огромный. Больше меня, наверно. Килограммов под девяносто. Ни разу еще таких не видел.
Наверно, я должен был бы чувствовать радость – что завалил такую тварюгу… Что мне повезло, что я все еще жив…
Наверно.
Но радости – не было.
Я люблю собак. Особенно вот таких здоровых, похожих на волков. Похожих даже не по внешнему виду, не только тем, что снаружи – а тем, что внутри головы… Этот сплав независимости – и верности, преданности хозяину до последнего вздоха. Обожаю таких зверюг. Если бы у меня был тотем, моим тотемом были бы волки…
