Я смотрю на его ногти. Они до сих пор покрашены в розовый цвет балетных туфель.
– Круто, – говорю я, опуская руку в карман и нащупывая бумажный пакет. – У меня есть камень такого же цвета.
Я показываю ему розовый кварц. Он зажимает его между ладоней, как будто его только что достали из огня.
– Эй! Осторожно! Эти штуки не из дешевых.
– Ты тратишь на это деньги? – спрашивает он, явно удивляясь. – Тут нет веревки или зажима. Его даже нельзя носить.
– Это розовый кварц. Он для… – тут я понимаю, что не помню, для чего он именно. – Для кое-чего важного.
– Так ты этим увлекаешься? Кристаллы, благовония, все такое?
Я вынимаю ароматическую палочку из кармана и размахиваю ею как посохом.
– Ага, можно сказать и так.
– Ого, – он проводит рукой по своей длинной кудрявой челке, которая почти всегда закрывает его глаза, и отводит волосы назад.
– Мэйв, от тебя я меньше всего ожидал, что ты будешь увлекаться всякими нью-эйджевскими штуками.
Его глаза светло-карие, того редкого оттенка, который в равной степени переливается зеленым и золотым. В нем есть своя особенная привлекательность, которая раньше, когда мы были маленькими, делала его похожим на какого-нибудь жутковатого ребенка-призрака викторианской эпохи, но теперь на него любопытно смотреть.
– От меня? Почему меньше всего? – спрашиваю я недоверчиво. – Почему не от… Владимира Путина?
– Ну, понимаешь, от Путина и так всякое такого ожидают, так что если он принесет девственницу в жертву на алтаре, чтобы выиграть выборы, то вряд ли кто-то удивится, – шутит он. – Путин уж точно больше колдун, чем ты.
– Ну ладно, Путин больше колдун, чем я, – соглашаюсь я, пытаясь вспомнить каких-нибудь знаменитостей, которых никак нельзя было бы заподозрить в колдовстве. – А как насчет… Рока? А нет, не считается. Рок точно больше колдун, чем я.
– Ну да, – улыбается Рори. – То есть у него даже имя такое, как будто его нашли в земле. Типа колдун уровня земной богини.
Мы еще некоторое время продолжаем шутить, вспоминая знаменитостей не из колдунов и колдуний. Наконец, когда мне уже больше никто не приходит на ум, а у Рори заканчиваются причины, по которым они должны сильнее меня увлекаться магией, я наконец рассказываю ему про карты из Душегубки.
– А, эти. Которые у тебя были несколько дней назад, да?
– Да, – отвечаю я, стараясь избегать упоминания о других картах, которые мы видели в тот день.
– Ну ладно, можешь показать.
Он вынимает три карты. Паж кубков, Повешенный и туз жезлов.
– Ну, – начинаю я загибать пальцы. – Это паж кубков, видишь? Он олицетворяет собой сны и подсознательные вещи, готовые всплыть на поверхность.
Я показываю на пажа, держащего кубок с рыбой внутри.
– Об этом говорит рыба.
– И что, теперь мне нужно пойти на рыбалку?
– Нет, просто тебе нужно поработать над… идеями, которые еще не оформились до конца. А вот Повешенный – видишь, он висит на ноге?
Я поднимаю карту. Рори кивает, рассматривая человека, привязанного за лодыжку к ветке дерева.
– Он находится в подвешенном состоянии. Не может определиться и сделать выбор. Или просто оказался в непонятном положении, из которого не знает, как выйти.
Выражение лица Рори вдруг меняется. Обычно и без того бледное, оно становится сероватого оттенка.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну… не знаю. А ты как думаешь?
Рори ничего не отвечает.
– Понимаешь, раскладывать карты – это как двустороннее движение. Ты рассказываешь что-то мне, и мы вместе пытаемся их объяснить.
