«Не хочу! – со всей яростью подумал Толян. – Не хочу! Не хочу жить снова!»
«Надо, Толя, надо», – перед глазами всплыло лицо Ангела, и Толян ударил кулаком в тележку. Та с места не сдвинулась, а Толяну стало ещё больнее. На короткий миг он подумал, что может всё же отказаться от воспоминаний и чувств, забыть своё имя, чтобы не чувствовать эту боль, всё равно облака победят. Они уже в голове. Они в нём. Они везде. Он сам облако! И люди, что тут, возможно, – облака тоже. Они рано или поздно все станут облаками! А потом будут возить друг друга с места на место, потому, что ангелы так захотели и потому что они думают, что это всего лишь облака!
Нет, нельзя забывать своё имя! Потому что забыть своё имя, это своего рода предательство! Это забыть всех и всё. А пока Толян ещё не переродился, он должен его помнить. И помнить то, что было!
Толян сжал кулаки, а в них облака. Ощущение того, что на миг стало легче, заставило его сделать вдох и слегка расслабиться. Вот этого нельзя было делать, но боль рвала его тело на куски. Лекарства от неё были только облака и полное погружение в своего рода забвение, только не в то, которого хотел Толян. Такое забвение ему было ни к чему. Хотя с другой стороны, чем оно хуже того, про которое рассказывал Ангел. Ах, Ангел! Ублюдок!
Толян заскрипел зубами от злости и тут же выдохнул. Резко, будто кто ударил поддых. Некоторое время он хмурился, пытаясь разглядеть что-то, что блестело в облаках, а потом отпустив воздушную массу, потянулся к этому нечто. Смахнув снежную вату, Толян с удивлением уставился на косу. Она была обычная, такая же, которую держала старуха-смерть в руках. Правда древко было чуть короче, но изогнутое. Лезвие – серп месяца, казалось острым и ржавым. Протянув руку, он крепко схватился за косовище и, подняв инструмент, что лежал в облаках – его кто-то здесь спрятал? – взмахнул им.
Что случилось потом, Толян не понял. Но воздушный мир разрезала чёрная линия, встряхнула пространство и исчезла. А Толян провалился в облака и стал падать в густую пустоту, пытаясь осознать произошедшее.
3. Семейные ценности
У Толяна складывалось ощущение, что он не падал, а летел. Правда, не раскинув руки, как птица крылья, а стремительно приближаясь к асфальту. Вот только тут не было асфальта. Да и дома тоже не было. Тут ничего не было. Темнота. Пустота. На мгновение Толяну показалось, что он завис, однако это ощущение тут же исчезло. Он точно знал, что ПАДАЛ!
Не понимая, что делать и как быть, Толян ждал. Когда-нибудь его падение ведь закончится? Однако, и через несколько ударов сердца ничего не произошло. И ещё позже. Тьма не имела дна, а пустота оказалась бесконечной. И понимая это, Толян взмахнул косой, вскользь подумав о том, что ускользнул он из облачного места благодаря ей, тогда и должен куда-то попасть тоже благодаря ей. Главное не назад, к облакам, иначе вновь придётся их собирать.
И – о, чудо! – коса и правда помогла! Она разрезала густую темноту чёрной линией – Толян удивился тому, что увидел эту полоску, – будто вспоров брюхо большой рыбы. Толян чуть не распластался на жёстком полу, но вовремя успел сгруппироваться и приземлился на ноги, пошатнулся, но устоял. Упершись рукой о шершавую стену, он сразу же почувствовал, как под байковую, клетчатую рубаху, в которую он был одет, проникает холод. Ощущения показались гадкими, Толян поёжился, выдохнул облако пара, покривился. В голове всплыла невесёлая картина. Каким-то образом Толян провёл линию между этим холодом и холодом могил. Он не мог сказать, верно ли такое сравнение, но ему подумалось, что именно таким и должен быть могильный холод.
