Шагая по звездам - страница 19

Но в последние дни Лавиния будто стала приходить в себя. В глазах появился какой-то блеск, она даже вчера читала Алексу сказку на ночь. Дэниел был рад этому обстоятельству. Надеялся, что со временем мать преодолеет все трудности, и если не забудет произошедшее, то хотя бы примирится с ним.

И вот час назад позвонила няня и попросила отпустить. Сказала, что миссис Карсон решила сама уложить Алекса и отослала ее. Но поскольку нанимателем являлся Дэн, пришлось звонить ему. Разумеется, Дэниел был не против. Он разрешил няне уйти и сам поспешил домой. Однако задержался: позвонил Шон и сказал, что в офисе остались важные бумаги. Пришлось возвращаться, благо уехал недалеко. Но потратил лишних полчаса.

Но наконец он дома. Бросил кейс с бумагами на диван, скинул пиджак, надоевший до чертиков, ослабил узел галстука, а затем и вовсе снял его и швырнул не глядя на кресло. Поднялся в комнату Алекса и приоткрыл дверь. Мальчик спал при свете ночника. Волосы были растрепаны, и Дэн усмехнулся: стоило больших трудов усмирить эту буйную шевелюру. И он уже собирался закрыть дверь, но его насторожил странный звук. Прислушавшись, решительно зашел в комнату и обогнул кровать, вглядываясь в лицо брата.

Так и есть. На лбу испарина, волосы слиплись в сосульки, рот приоткрыт, из него вырываются хрипы. Дэн потрогал лоб – горячий! Попробовал разбудить брата и тихонько дотронулся до его плеча, чтобы не напугать. Тот не проснулся. Тогда Дэн принялся трясти брата сильнее.

– Алекс, Алекс! Ты слышишь меня? Ответь, Алекс!

Но мальчик только беспомощно болтался в его руках, закатив глаза. Иногда будто силился проснуться, мычал, но не просыпался.

– Алекс!

Схватив брата в охапку, на ходу сдернул плед с кресла и завернул в него дрожащее тело. Дэну не было дела до того, где сейчас мать, чем занята и почему не заметила, что Алекс болен. Крепко прижимая горящее в лихорадке тело к себе и перескакивая через три ступеньки, Дэн выскочил на улицу, аккуратно уложил мальчика на заднее сиденье, кое-как пристегнув ремнями, и, взвизгнув тормозами, вылетел на дорогу, едва поднялись ворота. Как он доехал до ближайшей больницы – Дэниел не помнил. Он вел машину на автопилоте, думая только о брате. Шепотом прося того потерпеть и уверяя – скорее, себя – в том, что все будет хорошо, проскакивал перекрестки на желтый сигнал, резко заворачивал, не включив поворотник… Он даже не думал о том, что может попасть в аварию. В голове билась только одна мысль – Алексу плохо, ему надо в больницу.

Влетев в приемный покой с братом на руках, бросился к медсестре.

– Мальчику плохо, помогите!

Тут же рядом материализовался врач, потребовавший каталку и кабинет для осмотра. Дэна не пустили, попросив подождать в коридоре. Та ночь была самой длинной в его жизни…

…До этого момента. Эта ночь наверняка будет длиннее.

В ожидании Брюса прошло несколько часов. Дэн не мог сидеть на одном месте, ходил по коридору, постоянно пил кофе, который, казалось, скоро из ушей польется. Болела голова, глаза слипались, но он не уходил, хотя прекрасно понимал, что ничем Алексу помочь не сможет. Он мог только ждать. Но оставлять брата сейчас не хотелось. Алекс был единственным, кто у него остался. Почти единственным. Мать, которая в последние годы жила в пансионе для душевнобольных, Дэн уже давно не брал в расчет.

В течение последних десяти лет он безуспешно пытался выяснить, что произошло в тот день, когда погиб отец. Сначала довольствовался словами матери, но потом стал подозревать неладное. Спрашивать было бесполезно: после того случая с маленьким Алексом она все больше замыкалась, разговаривала сама с собой или с погибшим мужем и вообще производила впечатление не совсем здорового человека. Врачи были убеждены, что у Лавинии началась деменция. И Дэну пришлось подыскать для нее соответствующее учреждение. В первое время он навещал мать часто, разговаривал. Но она принимала его за мужа, спрашивала, взял ли он ружье и знает ли, как стрелять. А после принималась хохотать и плакать одновременно, выкрикивая угрозы в адрес какого-то Джона. «Это ты во всем виноват, Джон! Ты! Ты зверь, самый настоящий. Это тебя надо было убить! Ты не заслуживаешь права жить!» Она кричала это снова и снова. В конце концов лечащий врач пришел к выводу, что Дэну не надо приходить. В одиночестве она вела себя спокойно, слушала музыку, напевала и улыбалась. Дэниел с облегчением согласился с решением врача. Ему было не по себе от того, какой стала мать. Той нежной, любящей, ласковой женщины, которая никогда не унывала, больше не было. Она умерла вместе с отцом. Осталась лишь оболочка, любить которую у Дэна не получалось. Он решил сохранить воспоминания о той Лавинии Карсон, которая была раньше, и не омрачать их. Поэтому счета из клиники оплачивались, Дэн регулярно созванивался с врачом, но сам давно там не бывал. Да и Алекс, практически выросший без матери, не очень в ней нуждался. Всех такое положение дел устраивало. Лавиния жила в пансионе, разговаривала с бабочками, а Дэниел занимался проблемами компании.