У неё был отцовский характер со свойственным ему упрямством, непокладистостью, твердолобостью. Тот же характер сейчас проявлялся и в поведении Алёны, а её задачей как матери, было этот бунтарский дух подавить на корню, уничтожить ещё в зачатке. Это избавит девочку от многих проблем, спасёт от бесчисленных ошибок, которые за собой ведёт этот протест.
Некрасиво пожевав губами, Елизавета Леонидовна поднялась из-за стола и из кабинета вышла, но тут же застыла, глядя на то, как дочь стоит в дверях с явным намерением уйти если и не навсегда, то точно надолго. Именно об этом говорила небольшая дорожная сумка в её руках и решительный, горящий взгляд.
– Дедушка оставил мне свою квартиру. – Продемонстрировала она до этого зажатые в руке ключи. – Я выложила новый телефон и все карточки. – Кивнула на белоснежную глянцевую полку в углу прихожей комнаты. – Только свою зарплатную оставила. Думаю, это всё же будет честно. – Мысленно своим действиям Алёна поддакнула и создала видимость уверенности. – Поживу пока отдельно, повзрослею… – Невесело усмехнулась, непрозрачно намекая на один из последних упрёков матери. – А потом поговорим.
Заключила в итоге и опустила взгляд, осознавая, что ни один мускул не дрогнул на лице матери, ни одной реальной эмоции не мелькнуло в глазах. Пусто и холодно рядом с ней. Даже попрощаться она не посчитала нужным и Алёна молча ушла. И тяжесть в душе осталась несмотря на, казалось бы, сброшенные оковы чужой власти над её собственными решениями. Не поняла и не распознала ступора матери, её растерянности и нежелания признать очевидные ошибки в воспитании. А ведь она действительно ошиблась и, спасая дочь от повторения своих собственных ошибок, буквально толкнула в ещё более серьёзные, основательные, которые будет не так-то легко исправить.
Алёна ушла. Что тут сказать… решение, которое казалось единственно верным и далось на удивление легко, сейчас волочилось следом, отдавая тяжестью железобетонной конструкции. Всё же Алёна была человеком мягким и податливым. Не по природе – по воспитанию. Сейчас только взбунтовалась и не уверена, что сможет стойко перенести все возможные последствия опрометчивых поступков. Вызванная ещё из дома машина такси, ожидала под подъездом. Услужливый водитель, вероятно, в надежде на щедрые чаевые, приятно улыбался и не смел грубить. Принял её сумку и устроил на заднем сидении. Не торопил, ожидая, пока клиентка опомнится и всё же назовёт маршрут следования или конечный адрес. Адрес Алёна знала, но только сейчас задумалась о том, что может по нему увидеть.
С дедом Алёна не общалась. Мама так решила. Она и сама с ним не общалась, видимо, затаив какие-то обиды ещё в юности, а уже потом, получив определённую степень независимости от авторитарного родителя, проявила характер во всей красе. Деда Алёна помнила по редким размытым воспоминаниям из раннего детства, а не так давно, чуть больше года назад, сообщили, что его не стало. Мать всплакнула, хотя и старалась сдержать маску равнодушия, отец тут же связался с адвокатами, желая узнать подробности завещания. А как себя вести Алёне, никто не подсказал, а она и не знала, ведь никогда прежде не теряла близких людей, да и можно ли было относить деда к близким? Родственник – это да, а вот в остальном… В общем, Алёна выбрала строгое тёмное платье, потопталась на пороге храма, пока проводили церемонию прощания, а на кладбище уже не поехала.
