Круз и раньше видел, как его дыхание превращалось в пар. Две струи пара, вырывающиеся из его ноздрей, по густоте напоминали дым паровоза. Все это казалось странным и немного волнующим. Он прислонился к урне и начал изучать глазами автомобили у выхода. Температура урны равнялась температуре поверхности Луны, а прикосновение к ней было сравнимо с погружением голой руки в жидкий кислород.
Круз уже начал чувствовать себя потерянным и несчастным, когда сквозь снежную жижу прорвался безупречный «корвет» 1971 года и припарковался на свободное место у тротуара. Он был покрыт каплями воды, а из его выхлопной трубы шел пар, по цвету и густоте похожий на дыхание Круза.
Клаксон дважды просигналил. Круз нагнулся к окну и заметил собственное отражение в зеркальном стекле. Затем то опустилось, и он впервые увидел чикагского приятеля Рози по имени Баухаус.
– Поглядите-ка, кого принесла нелегкая. Хоспади Иисусе, в автобусе для калек.
Джонатан слишком устал в дороге, чтобы быстро обернуться на голос. После нескольких часов в неудобном кресле его позвоночник напоминал букву S. Он ослабил хватку на рюкзаке и немного расслабился, как стрелок на Диком Западе – за мгновение до того, как был готов выхватить пистолет, чтобы пристрелить оппонента. На сей раз пистолет не понадобится. Этот голос был ему слишком хорошо знаком.
– Хотя, с другой стороны, Иисус был пожирнее. И пострашнее. – Тень, излучающая тепло, встала между Джонатаном и холодным воздухом, врывающимся через автоматическую дверь автовокзала.
– Хочешь сказать, про меня никогда не снимут кино?
Джонатан позволил себе улыбнуться.
– Только если «Топор любви» с рейтингом 18+.– Большие руки легли Джонатану на плечи и грубо их помассировали. – Хочу два билета прямо сейчас.
Джеффри Холдсворт Чалмерс Тесье развернул Джонатана, который был похож на марионетку в руках крупного мужчины, и заключил его в крепкие объятия, сопровождаемые похлопыванием по спине и несвязной приветственной болтовней. Джонатан увидел, как карие, словно у немецкой овчарки, глаза расширились, чтобы впитать образ давно не виденного друга. Лошадиная ухмылка Джеффри оказалась заразительной.
– Баш, чувак, – сказал Джонатан. Обнимая Баша здесь, в здании терминала, он чувствовал, что это – его семья. Баш достал из багажного отделения дополнительный багаж Джонатана – набитую оливковую спортивную сумку с красными кожаными ручками. Баш всегда был крупным, широкоплечим мужчиной с сильными руками. А в своем темно-зеленом пальто он казался еще больше. Под летящим подолом Джонатан заметил выцветшие черные джинсы и потертые альпинистские ботинки с ярко-зелеными шнурками.
– Давай, приятель. Если намереваешься дольше отираться возле этой помойки, я тебя пожалею и подкину мелочишки.
Эта фраза привела Джонатана в чувство, и он впервые осознал, где находится. Из мужского туалета впереди вышел чернокожий мужчина в видавшей виды куртке. Он шел босиком. Подошвы его ног пепельного цвета были изъедены морозом. Из толчка послышались резкие звуки, усиленные акустикой кафеля. Потом дверь захлопнулась и шумы смолкли.
На что бы он ни взглянул в здании терминала, его всюду встречала враждебность большого города, словно обитатели автовокзала не хотели быть замеченными. Слишком часто Джонатан ловил на себе этот взгляд за короткое время. Он чувствовал, что все взоры в этом вместительном помещении устремлены на него – чужака, постороннего, неместного, чистенького, в новых ботинках. Они смотрели на него не мигая и искали в нем недостатки.
