– Я б её выебал. А ты? – добавил он, поглядев на своего напарника.
– И я. – отозвался второй бандит, который и приказал нам вести себя тихо.
– Давай.
Блондинку, не сдерживающую слез, отвязали от общей веревки при помощи искривленного от частого использования ножа, затем схватили за волосы и отвели к переду фургона.
Там её жестоко изнасиловали.
Один избивал, другой насиловал. Потому они поменялись местами.
А нас, остальных пленниц, заставили смотреть на это и не отворачиваться. Под угрозами, что мы станем следующими.
Вставать и одеваться без разрешения также было нельзя. И нам оставшимся пришлось покориться.
***
Чернокожий цербер сдвинулся с места.
Я услышала шаги позади себя и подумала, что цербер решил присоединиться к тем двум бандитам.
Но цербер вальяжно обошел всех пленниц и снова встал передо мной, заслонив ужасающую видимость.
Переведя взгляд, полный жути, с акта изуверского насилия, на него, у меня волосы на голове зашевелились.
Цербер слишком интересующе пялился на меня, на моё тело, и от той пугающей мысли меня ощутимо затрясло.
В этом цербере дури столько, что быка завалит голыми руками, если попросят.
Страшный он тип. Очень страшный. И внешне так особенно.
Зверь в человеческом обличье, никаких человеческих качеств в нем не имеется, и от того осознания становится в разы страшнее и безысходнее, когда он так близко.
Я боялась, что ему взбредёт в голову сделать со мной то же, что те двое делают с несчастной блондинкой.
Но цербер просто стоял напротив и не моргая смотрел. Взглядом своим чёрным, жестоким, звериным буравил, будто дыру сквозную в грудной клетке проделывал. Будто силой мысли сердце и другие органы из меня вынуть хотел.
Мне было не по себе, и это мягко сказано.
И только когда над блондинкой поиздевались вдоволь и бросили ее, изувеченную, обратно в фургон, а нам остальным разрешили одеться и вернуться на прежние места, на душе чуть отлегло.
Меня никто не тронул.
Пока. Надеюсь, что и не тронут.
Я пробую на вкус кровь алого крика
Из чаши ее желаний.
Хочу утопить тебя в твоей же вере.
Хочу увенчать это своей ненавистью,
Хочу сжечь тебя в своей огненной яме…
3Teeth, «Pitoffire».
Привезли нас в какой-то брошенный хутор.
Совершенно глухое и мрачное место, кругом ни души. Ни единого магазина, ни даже намека на цивилизацию.
Участки заросшие, дома разрушенные, под снос все, стены заваленные. Лишь один фермерский участок стоял целый и процветающий посреди всеобщей разрухи.
У хутора все же есть хозяин, он и выкупил здесь всё ради перспектив роста, размышляла я, пока нас завозили на территорию.
Огромная территория, огороженная высоким забором с колючей проволокой, через который не перелезть даже если очень сильно захотеть.
Двор просторный, с немалой россыпью хозяйственных построек, натыканных всюду. Тут и склады с зерном, наверняка набитые битком до самого потолка. И свинарники, и сараи, и конюшни…
Но всего три жилых дома на участке. Один кирпичный, в два этажа, размером с небольшой хостел, другой вытянутый, барачного типа, а третий – то ли летняя кухня, присоединенная к кирпичному, то ли жилая пристройка для персонала.
Ворота на пульте управления, охраны кругом полно.
Куча вооруженных бандитов снуют по двору.
И собак где-то с десяток бегает, начиная с самих ворот. В основном, алабаи и кавказцы.
Псы устрашающе скалились, лаяли на нас, но были к счастью привязаны. Они слушались хозяев, не бросались на нас, когда нас заводили во двор.
