Репутация изворотливого хитреца как-то вышла ему боком. Земские вечером ждали в гости Поплагуевых, и тётя Тамарочка, занятая на кухне, поручила Альке отнести деньги театральной портнихе Матильде Изольдовне на платье из бархата. Алька вернулся под вечер, когда взрослые, уже обеспокоенные, сидели за столом. Всё-таки ушел малец с крупной суммой.
– Где тебя черти носили? – вопросил недовольный отец. – Мать себе места не находит.
– Ну вернулся и вернулся. Мало ли где задержался дитятко? – заступилась тётя Тамарочка. – Отнёс? – вскользь поинтересовалась она.
Алька замялся.
– Так отнёс?! – грозно уточнил прокурор.
– Что, Олежек?! – почуяла недоброе мать.
– Да я… Там возле церкви тётя была, нищенка. Милостыню просила. Старая совсем, всё рваное. Я подумал, что ей нужнее…
Тяжёлое молчание сбило Альку с толку.
– Ты что нам тут впариваешь?! – рыкнул Поплагуев-старший. – Куда потратил?
– Известно куда, – мёртвым голосом произнесла мать.
В последний год Алька через дядю Толечку пристрастился к джазу. Начал приглядываться к новым виниловым дискам. А тут – неслыханное дело – пообещали западную пластинку с записью Рэя Коннифа. Правда, по неимоверной цене. Вот уж месяц ходил он за родителями, выклянчивая деньги. Его аж трясло от нетерпения и страха, что желанный диск уйдёт. Стало очевидно, что пацан не удержался от соблазна. К тому же сумма совпала один к одному.
– Выходит, ты вор? Сын прокурора Поплагуева вырос вором?! – отец грозно навис над столом.
Его кинулись успокаивать.
Алька стоял ни жив ни мёртв. Перевёл ошарашенный взгляд на дядю Толечку. Но и тот, крякнув, отвёл взгляд.
– Да я б тебе и так купил, – буркнул он.
Это было последнее: слёзы хлынули из глаз.
– Да ну вас всех! – вскрикнул он и убежал, хлопнув дверью.
– Что-то мы с ним не так! – забеспокоилась мать.
– Всё правильно. Всё путём, – жёстко осадил муж. – Все мошенники сначала разыгрывают обиды. Бывает, даже припадки симулируют. А после каются. Это уж поверьте специалисту. Главное, не запустить болезнь. Пороть бы чаще, может, и не сполз бы на скользкую дорожку!
Он значительно посмотрел на Земских.
В дверь позвонили. Тётя Тамарочка, сама в слезах, побежала открыть.
Через минуту вернулась. Отодвинулась. На пороге стояла нечёсанная, неряшливая старуха – по виду профессиональная нищенка. Из тех, что после паперти переодеваются, садятся в такси и едут домой – отмываться.
Вытащила из покоцанного ридикюля пачку денег.
– Ваши, поди?… Увидел меня, заревел, всунул и – дёру. Едва из виду не упустила. Хорошо, во дворе подсказали. Такого обмануть – грех.
Она отслюнявила десятку:
– Свечку за здоровье поставлю. Чтоб счастье пацану было.
Остальные вложила в руку Тамаре и вышла.
Все сидели как оплёванные.
Вина, свежие закуски стояли не тронутые.
Незапертая входная дверь вновь открылась. Вбежал Оська Граневич в обнимку с керамической кошкой-копилкой. С ходу грохнул её об угол стола. Посыпались бумажки, покатились монеты.
– Вот! Здесь двадцать, – запыхавшись, объявил он.
Из кармана вытащил ешё несколько смятых купюр.
– А это у Данькиной мамы взяли. Больше у неё не было. Но мы уж договорились: в Мичуринском саду после школы собирать яблоки. По три рубля платят. Завтра Данька на каникулы приезжает. Втроём отработаем. Так что не думайте…
Он гордо оглядел взрослых.
– Да, так я ещё по морде не получал, – протянул совершенно багровый Земский.
В школе у Поплагуева установилась репутация бесшабашного сорванца, всегда готового к проказам и подначкам.
