Войдя в балок, радист включил рацию, надел на голову наушники и с тоской взглянул на календарь. Скоро день рожденья, а здесь никакой хитростью бутылку не выпросишь. Митька вышел на частоту экспедиции и назвал позывные. Экспедиционный радист тут же ответил и радостно сообщил, что Митьке дали неделю отгулов, завтра вылетает вертолёт, и ему на замену прилетит сменщик. Кроме того, закуплен банкет в виде нескольких бутылок, которые с нетерпением ожидают юбиляра в радиостанции экспедиции. У Митьки оттаяла душа от таких тёплых слов, и он стал готовиться к вылету.
Утром, выглянув в окно, радист с ужасом увидел, что верхушка антенны утопает в густом тумане. Это был первый и главный признак нелётной погоды. Выскочив из балка, Митька не почувствовал напора постоянно дующего ветра. От давящей тишины звенело в ушах. Надо же было случиться, что именно сегодня установилась тихая тёплая погода. Даже птицы от удивления затихли, и в давящей на барабанные перепонки тишине слышен был лай одуревших от тепла песцов. Из балка столовой высыпали сейсморабочие, и воздух наполнился смехом и криками. Глядя на весело гомонящих сейсмиков, садящихся в отъезжающие вездеходы, юбиляр с тоской думал о пропавшем юбилее, несостоявшемся банкете, о не дождавшихся бутылках, о насмешках судьбы, и к горлу подступала такая горькая обида на жизнь, что он закрыл глаза и, тихо подвывая, присел на полоз балка.
Минуты счастья были так близки. Митька ярко представил встречу с друзьями и чуть не забыл о начале радиосвязи. Лихорадочно вскочив с полоза, несостоявшийся пассажир вертолета влетел в балок., включил рацию и привычно выйдя в эфир, назвал позывной. Затем приготовился записывать. Сначала в наушниках слышалось слабое потрескивание помех, затем кто-то кашлянул, и раздался звон.
Митька прислушался, звон повторился. Радист не выдержал:
– «Руда», я – «Руда-4». Как меня слышишь? Приём.
Митька переключил рацию на приём и снова услышал в наушниках звон стекла и бульканье переливаемой жидкости. Наконец послышался голос радиста экспедиции:
– Митя, с днём рождения тебя. Мы все, твои друзья, сожалеем, что сегодня нелётная погода, и ты застрял в партии. Но мы решили, не пропадать же «водяре», и поздравляем тебя в эфире. А сейчас мы пьём за твоё здоровье!
Послышалось характерное бульканье и звон стекла. Это уже было слишком. Митькина душа не выдержала такого надругательства. Радист, зажав под мышкой микрофон, защёлкал многочисленными тумблерами, переключая рацию на передачу, и, не помня себя, завопил в эфир. Впопыхах Митька упустил из виду, что у радиста экспедиции рация тоже включена на передачу и соответственно он не слышит Митькиных воплей. Минут десять радисты полевых партий слушали, как одновременно шли два монолога в эфир. Радист экспедиции скрупулёзно выкладывал, как его друзья любят Митьку, как они пьют за его здоровье, как чокаются и закусывают, сопровождая звуковыми эффектами. А одновременно с ним бедный юбиляр, сорванным голосом кричал, что он не позволяет пить, что он всё равно скоро приедет и разгонит всю эту весёлую компанию, посмевшую праздновать без него. Наконец, оба радиста замолчали и переключили рации на приём.
И тогда раздался голос начальника связи. Как на грех, начальник только что получил новое оборудование и решил опробовать его на рабочих частотах. Он аккуратно назвал позывные экспедиции и Митькины. Оба радиста одновременно ответили. Тогда руководитель сообщил, что для них имеется радиограмма. Радисты принялись записывать. В радиограмме говорилось, что за срыв очередного сеанса связи и засорение эфира, а так же пьянку на рабочем месте, обоим радистам объявляется строгий выговор, и, соответственно, оба лишаются квартальной премии. Митька было возмутился, что он-то не пил, но начальник прояснил, что он ещё легко отделался. Тогда радист тоскливо спросил, что же ему теперь – оставаться? На что ему был дан ответ, что отгулы запланированы, и к выговору не имеют отношения.
