Все это Шамиль говорил с большим одушевлением. Под конец своей речи он казался сильно взволнованным, и заключил ее словами, обращенными ко мне: «писать надо».
Мы уже давно кончили обед, и разговор этот шел за столом, еще не убранным. Видя себя в необходимости отвечать Шамилю, но сознавая притом, что выданная мне инструкция не уполномочивает меня на разговоры о предметах, которых он коснулся в своей речи, я решился отвечать ему общими местами, собственно для того, чтоб отклонить дальнейший об этом разговор. Я уже хотел высказать приличные случаю фразы, как в эту самую минуту мюрид Хаджио объявил, что настало время молиться Богу.
Шамиль встал, и, не дождавшись моей речи, отправился делать намаз. Я же решился не напоминать ему о сегодняшнем разговоре и уклоняться от всего, что может его вызвать, до тех пор, пока не получу от начальства особых по этому предмету приказаний.
26-ноября. Сегодня мне случилось спросить Шамиля: справедлив ли слух, доходивший до меня в бытности на Кавказе, что будто в одно время в его горах нашли серебно-свинцовую руду, но что будто бы он запретил не только разрабатывать ее, но даже и говорить о ее существовании, из опасения, чтобы слух о ней не дошел бы до Русских, и не побудил бы их к каким-нибудь энергическим против него действиям?
Вот ответ Шамиля. Слух о присутствии в горах серебра ходил в народе давно, но он распространился с большею силою в то время, когда принесли Шамилю кусок свинцовой руды, и он, заметив в ней присутствие серебра, велел привезти себе несколько вьюков руды, чтобы иметь возможность судить о факте с большею вероятностью. Удостоверившись через выплавку серебра в действительном существовании этого металла, Шамиль тотчас же запретил разрабатывать руду; но не для того, чтобы скрыть ее от Русских, а собственно потому, что у горцев не было ни средств к разработке, ни уменья; а главное, чтобы народ не употреблял во зло дозволения свободно разрабатывать руду, и бросившись с жаром на это дело, не оставил бы для него защиту края и хлебопашество. Кроме того, к этой мере Шамиль был побужден еще и таким предположением: что если разработка руды удается горцам вполне, и он будет иметь возможность чеканить свою собственную монету (чего ему бы очень хотелось), то по всей вероятности, она не принималась бы Русскими; и в таком случае, составила бы почти мертвый капитал. С другой стороны, если б монета и имела бы обращение в Русских владениях, то непременно послужила бы поводом к водворению между горцами роскоши и к развращению нравов; чего в особенности он опасался, основывая прочность своей власти на спартанском образе жизни горцев и считая его одним из главных средств к противодействию русским.
В устранение всякий недоразумений относительно запрещения разрабатывать руду, Шамиль запретил даже брать оттуда свинец на военные потребности, указав для этого прежний способ, именно: добывание пуль, выпускаемых Русскими в сражениях, и покупку свинца тайным образом у мирных горцев, а иногда и у самих русских.
Приказания Шамиля исполнялись очень строго, за исключением немногих случаев, когда они нарушались жителями деревень, ближайших к месторождению металла.
Серебро-свинцовая руда содержится в одной из гор Ункратля, которую Шамиль называет Хонотль-даг, по имени деревни Хонотль, расположенной с одной стороны горы; а Казы-Магомет и мюрид Хаджио зовут ее Кхеды-меер, по имени деревни Кхеды, расположенной с другой ее стороны, именно со стороны Караты.
