Шанс #3 - страница 21

– Потому что эта картина мира правдивая! – Ева разозлилась: Вадим посягнул на самое святое – ее статус жертвы. – Вот тебе свежий пример. Еще вчера мы с Осадчим, тем самым акционером, разговаривали как равные и обсуждали его семью, а сегодня он смотрит свысока и посылает меня за кофе, словно я девочка на побегушках!

– На что ты сейчас злишься?

– На то, что этот человек холоден, высокомерен, постоянно указывает мне мое место. Как будто я и сама его не знаю!

– А почему тебе так важно признание человека, с которым ты знакома всего неделю?

– Не так уж и важно. Просто неприятно, как он со мной обращается. Пусть со своими модельками так разговаривает!

– Окей, не так уж и важно. Но тогда почему ты говоришь об этом человеке с гораздо большим оживлением, чем о Леше, который, цитирую, «подходящая партия», «абсолютно моего уровня» и все в таком духе?

Ева начала яростно доказывать Вадиму, как он неправ и насколько ей безразлична персона Осадчего. На это ушел почти час.

– Итак, подведем итог: ты потратила целую сессию, рассказывая, как тебе наплевать на Никиту. Убедительно.

– Вадим, к чему ты клонишь? Я хочу его, мечтаю проснуться с ним в одной постели, так, что ли?!

За свою долгую карьеру психолога Вадим Андриевский точно усвоил одно: есть такие вопросы, ответы на которые не требуются.

Назойливый звук испортил уютное сонное утро субботы. Ева нащупала телефон под подушкой и недовольно посмотрела на экран. Несколько секунд она раздумывала, стоит ли отвечать, но абонент был чересчур настойчив.

– Привет, мам! Я еще…

– Привет, бегемотик! У меня потрясающие новости! Я уже в аэропорту!

– В смысле? В каком?

– В твоем, дурашка. Совсем забыла предупредить. Скоро буду у тебя, жди!

Ева недоуменно смотрела на погасший экран, не в силах поверить, что ее мать, которая уже много лет живет в маленьком испанском городке Эль Альгар, прибывает на родину. И не просто на родину, а в Евину, черт возьми, квартиру! И почему без предупреждения?!

Девушка судорожно оглядела комнату. Высокие Евины требования по части порядка нарушали платья, висящие на спинке кресла, – они тут же были водворены в шкаф, а несколько блокнотов с рабочими записями спрятаны в письменный стол. Ева суматошно взялась за швабру, ведь полы никогда не бывают слишком чистыми. Когда они наконец заблестели, а на книжных полках не осталось ни пылинки, девушка уже прилично устала, но пошла готовить завтрак на двоих. Так всегда случалось рядом с матерью: не успеешь заметить, как уже отдала все силы.

Ева, хоть она сама в этом никогда бы не призналась, отчаянно хотела понравиться маме и заслужить ее похвалу.

Увы, это было невозможно.

– А вот и я! Почему так долго открываешь? Ева, боже, ты еще больше поправилась? Нельзя же так!

– И тебе привет, мам.

– Я так устала после перелета. Какой-то младенец в самолете орал всю дорогу. Отвратительно! А что за публика в аэропорту! Ни один «мужчина» не догадался, что нужно донести мой чемодан до такси. Ну и воспитание! А погодка у вас вообще ужас! Не Испания, конечно.

– Куда уж нам до великих потомков Сервантеса…

– Ева, не дерзи матери. А что это за балахон на тебе? Разве я не учила, что даже дома нужно одеваться соблазнительно? Почему ты никогда меня не слушаешь?

В такие минуты Ева была счастлива, что они с матерью живут в тысячах километров друг от друга, видятся раз в пару лет и созваниваются исключительно по праздникам. Когда-то Ева пыталась сделать их контакт более похожим на отношения дочери и матери, проведя не один час в кабинете Вадима и пролив немало слез. Напрасно. Аврора Воронецкая-Карраско, любившая брать фамилии своих бывших мужей, была неисправима.