Удерживать равновесие во время поединка на суше ничто по сравнению со схваткой на судне, палуба которого находится в постоянном движении. Тогда, в пылу сражения, я не обратила на это особого внимания, зато теперь испытывала на собственной шкуре все тяготы такого боя, старательно запоминая, как следует, распределять вес, если придется драться при менее благоприятной погоде, когда море штормит и ты рискуешь оказаться смытым за борт прежде, чем противник сделает первый выпад. Впрочем, я всегда была способной воспитанницей и уже через пять дней после начала тренировок, к восторгу членов команды, с интересом наблюдавших за поединком, смогла ложным финтом отвлечь наставника в сторону и нанести свой первый удар ему в грудь.
«Браво, Шарль!» – сказал тогда он мне при всех, одобрительно хлопнув по плечу. А оставшись наедине в каюте, крепко обнял и, прежде чем поцеловать, прошептал прямо в губы: «Ты невероятна, любовь моя…»
Путь до Тахмиля, о котором столько говорили, был неблизким, но в конечном итоге мы преодолели его. В один из дней послышался громкий крик впередсмотрящего: «На горизонте земля!», – возвестивший порядком подуставшим, но неунывающим морякам о том, что они добрались до конечного пункта маршрута.
* * *
– Что случилось? Тебя что-то тревожит?
С каждой минутой усиливающееся беспокойство и какая-то совершенно необъяснимая тоска, словно все хорошее неожиданно подошло к концу, заставили меня покинуть палубу и искать утешения в спасительных стенах каюты, еще хранящих воспоминания о пусть и недолгих, но счастливых моментах моей жизни здесь, когда я чувствовала себя любимой и оберегаемой.
«Что ждет меня впереди? С какими сложностями придется столкнуться здесь, в самом центре вотчины убийц и бандитов? Смогу ли я однажды обрести долгожданный покой?»
Поглощенная невеселыми думами, не услышала, как Патрис вошел следом, и почувствовала его присутствие только тогда, когда обе его руки обвились вокруг меня, а сильное мужское тело крепко прижало животом к распахнутому окну в каюте.
Чуть учащенное дыхание приятно шевелило волосы на затылке, посылая легкие мурашки по всему позвоночнику вниз, и мое тело привычно откликнулось на его близость. Но приступать к решительным действиям он на этот раз не спешил. Вместо того чтобы развернуть меня лицом к себе и крепко поцеловать, он, по-прежнему стоя за спиной, уткнулся подбородком мне в плечо и, глядя вперед на с каждой секундой приближающуюся сушу, пытаясь скрыть внутреннее волнение, которое я тем не менее чутко уловила, произнес:
– К вечеру будем на месте… Нам нужно поговорить…
– О чем? – слегка повернув голову, я попыталась заглянуть ему в глаза, но он почему-то избегал моего взгляда. Вместо этого сжав еще сильнее, словно боялся, что кто-нибудь меня у него отнимет он, по-прежнему вглядываясь в даль, ответил:
– О том, как сильно буду скучать по тебе все то время, что придется провести на берегу.
– Скучать? Как странно. Разве можно скучать по человеку, все время находящемуся рядом с тобой? Ты что-то недоговариваешь…
– Прости, любовь моя, – усталость и сожаление сквозили в каждом слове Патриса, который наконец-то решился посмотреть мне в глаза, – но тебе придется остаться на борту. Дело в том, что каждый капитан, получающий убежище и помощь на Тахмиле, обязан подчиняться кодексу – общему своду законов, согласно которому все добытое, включая живую силу, делится между всеми «братьями» – пиратами. Любой имеет право взять то, что ему приглянулось. Представляешь, что будет, окажись ты на берегу? Я не смогу защитить тебя от своры алчущих дикарей, месяцами не видевших нормальных женщин. Тем более таких, как ты…
