Я бросила последний взгляд на свое отражение в окне. Шляпка кузины совершенно мне не шла, делая старше. Простое домашнее платье. Потушить огонь в глазах, стереть злую усмешку и вот я – небогатая, но благородная дарьета, едущая по своим делам в… Например, в Даштарн. Тетушка в последний момент заболела и не смогла поехать со мной. Какая жалость! А так как я срочно должна составить компанию своей дальней, но жутко богатой бабушке, поездку отложить нельзя.
– Так жаль вашу тетушку, – покачала головой Лоанна Боргвейн. Ее муж подбадривающе улыбнулся. Милая пара, чем-то похожи на моих родителей, только без знатной приставки Ван.
Вечерний чай с песочным печеньем и крохотными пирожными сблизил нас, позволив перейти на имена – позволительная вольность, доступная попутчикам. Я пила ароматный чай маленькими глотками, наслаждаясь своей временной безопасностью и привыкая к новому имени.
– Эшаль, как вам этот сезон?
Мы обе делали вид, что посещали те же балы, сидели за столиком в отдельном кабинете ресторана ЛьяГрасс, смотрели премьеру из ложи Императорского театра. Только дворец и бальная зала какой-нибудь нувориша – как локоть и нос: вроде рядом, а достать друг до друга не могут – даже если доход у этого нувориша раз в десять больше, чем у дарьеты из благородного, но обедневшего рода.
Впрочем, все меняется… Сегодня дарьеты выходят замуж за деньги, даря мужьям титул. И если в прошлом сезоне такие браки осуждались открыто, то в этом они удостаивались максимум одной фразы, да и то от почтенной матроны: «А вот в наше время чистоту крови блюли строго».
И я слышала, что не только дарьеты, но и дэршаны готовы смешать свою благородную кровь с не слишком благородной, получая в обмен достаточно золота, чтобы проигрывать его в карты.
Когда страну лихорадит, а императору снятся заговорщики, золото – надежней титула.
– Мы пропустили сезон, – я опустила глаза, принимая смущенный вид, – по семейным обстоятельствам. Но слышала, он был ужасен.
– Да-да, – закивала Лоанна, на симпатичном и ухоженном лице явственно читалось облегчение. Я не стану озвучивать фамилии, приемы и знакомства, выстраивая титулованную стену между нами. Сегодняшняя вольность общества позволяла садиться за один стол богатым и благородным. Но не во всех вопросах мы были равны. Нас судили по-разному и казнили тоже, впрочем, смерть у всех одинакова, чтобы там не воображал себе император.
Светская беседа текла неспешно. Погода, с осторожностью императорская семья, мода, меню столичных ресторанов и снова погода. Долгая практика позволяла легко поддерживать темы, практически не думая о том, что говоришь. И заметьте, логика не терялась ни разу. Мама бы мною гордилась, будь она здесь.
– Скажите, Эшаль, ваша семья живет около Норберна?
Глава семьи Боргвейн решил задать свой вопрос, который я читала в его глазах с момента нашего знакомства.
– Можно сказать, нет. Моя бабушка живет в поместье. Остальные разъехались. Меня отправили к тете, а сейчас пригласила пожить к себе другая наша дальняя родственница. Ей нужна компаньонка, как раз моего возраста.
«А также положения», читалось между строк. Потому я и назвалась ВанНорберн, воспользовавшись фамилией подруги моей матери по пансиону. Приставка благородного рождения накладывала ограничения, но давала кое-какие вольности. Например, у меня не посмеют потребовать документы, если только я не нарушу закон. Моему слову поверят без доказательств, да и путешествие без сопровождения привлечет, конечно, внимание, но не вызовет серьезных подозрений, скорее, наоборот, сочувствие, как в случае с семейством Боргвейн.
