– Ты думаешь, что девушка в наручниках может работать в этом Центре защиты? – спросила Люси. – И что это она снабжала Рамиреса кошками?
– Завтра все выясним.
– Николя будет там. Как ты выкрутишься, если… если это она и если она вдруг узнает твой голос, например?
– Не знаю. А пока что надо заехать к Рамиресу, я должен проверить одну вещь.
Он хранил загадочность до самого прибытия. Зашел в дом и оглядел вещи, поднятые из подвала и сложенные грудой в гостиной. Потом достал дубликат ключей от фургона, найденный в одном из ящиков. Люси шла за ним, ничего не говоря и ничего не понимая.
Шарко открыл обе широкие задние двери фургона и залез внутрь. В луче его фонаря показались строительные инструменты, лопаты, ведра, рулоны и банки с краской, наваленные грудой под картой департамента Ивелин, покрывающей всю боковую стенку. С серьезным лицом Франк высветил канистры с терпентином и кучу тряпок, брошенных прямо на пол и пропитанных растворителем. Люси по-прежнему держалась сзади:
– Господи, Франк, мы тащимся сюда в девять вечера, ты ничего мне не говоришь и начинаешь рыться в фургоне. Может, объяснишь наконец, что происходит?
Франк вылез обратно с терпентином и тряпками, засунул все в свой багажник.
– На жертве из Йонны были следы терпентина, это черным по белому написано в токсикологическом отчете. Единственное место здесь, где имеется терпентин, – это фургончик. Иными словами, Рамирес использовал свою машину, чтобы перевезти нашего анонимного и живого парня в водонапорную башню, а там пытать его и прикончить.
– Но зачем ты забрал все это?
– Мне не хотелось бы, чтобы кто-то пришел к выводу, что именно Рамирес держал пленником и перевозил того типа. Каждый шаг, даже самый незначительный, который приближает команду к истине, представляет для нас угрозу. Лучше запутать следы.
Они отправились в обратный путь. Люси было холодно, и этот холод поселился внутри с той самой ночи. С каждым днем они все глубже увязали во лжи, и ей странным образом пришла в голову мысль о подводной лодке, погружающейся в черную пучину. А было ли у лжи, как у океана, песчаное дно, предел, дальше которого уже не пройти? Она молча съежилась. Выехав на Национальную 20, Франк взял ее руку движением, исполненным бесконечной нежности.
– Когда расследование завершится и все закончится, мне бы хотелось, чтобы ты кое-что для меня сделала.
– Что?
– Вышла за меня.
Николя любил смотреть на берега Сены в те моменты, когда большинство парижан глубоко спят. Ласковый свет фонарей на набережных, медленные струи воды в изножьях мостов, томная леность барж. Из окон их кабинета на набережной Орфевр, 36, открывался божественный вид, которым он мог насладиться только в поздние часы, когда Париж переводит дух. Оставшись один в их «опен спейс» и пустых коридорах, он чувствовал себя хорошо. Почти безмятежно.
Он подумал о деле, об истерзанных, замученных, оскверненных телах, вид которых он с трудом выдерживал в последние четыре дня. Сцена с дьяволами у Рамиреса. Какая связь существовала между жертвой из водонапорной башни и трупом в Лонжюмо? Скорее всего, они принадлежали к одной группе, «Pray Mev», но какой смысл в пытках? В чем состояло их преступление с точки зрения убийцы?
Он посмотрел на кальку, найденную в тайнике под люком. На первый взгляд, тринадцать точек были нанесены случайным образом. Но ни о какой случайности речи не было. Николя попытался мысленно соединить их линиями, представить себе рисунок, который за ними скрывался, как в картинках-загадках для малышей. Еще раз посмотрел на фотографию фрески, скрывавшейся за обоями, на тринадцать персонажей, на двух дьяволов, прислуживающих третьему, ненасытному. Попробовал наложить кальку на картину, но безрезультатно.
