Вопрос этот удивил Бассомпьера.
– Девица д’Омаль? – повторил он.
– Да, она…
– Я нахожу ее…
Шелест заставил его повернуть голову и избавил от труда придумать слово достаточно вежливое. Отец Котон стоял посреди комнаты, навострив оба уха, с видом тревоги и любопытства.
Несмотря на свой гнев, король не мог удержаться от смеха.
– Вам, верно, очень хочется узнать, о чем мы говорим?
– Государь, можете ли вы предположить…
– Как же это вы все входите, что вас не слыхать? Ведь вы, однако, знаете, что я желаю остаться один. Я этого не люблю.
– Государь, я не помню, чтоб вы дали мне ответ насчет монастыря, в котором живут бедные монахи…
– Черт побери! – сказал Генрих, приподнимаясь.
Но иезуит вернулся не за тем, чтоб уйти так скоро. Не обращая внимания на гнев короля, он спокойно сел на стул, который занимал прежде, и, скрестив руки на коленях, начал тоном проповеди:
– Государь, простите меня, но как духовник вашего величества я счел бы пренебрежением самой священной своей обязанностью, если б не заметил вам, что вы имеете пагубную привычку призывать беспрестанно имя духа зла и что это грех…
– Но я не монах… Вы запретили мне клясться Богом, а теперь запрещаете клясться чертом!
– Государь, – лицемерно сказал Бассомпьер, – можно было бы заменить чем-нибудь равносильным…
– Придумал, придумал! – вскричал Генрих с движением торжества. – Теперь я уже не буду говорить «черт меня возьми», а «Котон меня возьми».
Отец Котон выскочил на середину комнаты; из красного он сделался багровым, из багрового – зеленым; он надвинул на уши свою четырехугольную шапку, бросил бешеный взгляд и вышел поспешными шагами, шумно захлопнув за собою дверь.
Генрих катался от смеха на постели. Когда прошел первый припадок веселости, он сказал:
– Славно же он ретировался! Я так хохотал, что забыл боль. Кажется, на этот раз он не придет.
– Кто знает? Может быть, его пришлет королева.
– Ты прав. Запри дверь на замок.
– Уже сделано… Теперь, если только он не вылезет из трубы…
– Во всяком случае, не скоро решится он на это, и мы будем иметь время поговорить. На чем мы остановились? Ты, кажется, хотел мне сказать твое мнение о девице д’Омаль.
– Ваше величество непременно этого желаете?
– Непременно. Это, кажется, удивляет тебя?
– Немножко. Я не понимаю этого интереса, потому что, государь, вы знаток.
– Как ты разборчив, господин Бассомпьер! Девица д’Омаль недурна и притом, знаешь, что это одна из самых богатых невест при дворе.
– Я не опровергаю.
– Что прекрасное герцогство перейдет в женский род и исчезнет.
– Это жаль: герцог д’Омаль – имя, приятное для слуха.
– Не правда ли, что приятно?.. Скажи, Бассомпьер, у тебя никогда не было охоты называться герцогом д’Омалем?
– Нет, мои предки всегда оставались довольны именем Бассомпьера, я не знаю, зачем мне быть разборчивее их…
– Конечно, Бассомпьер – имя недурное… Но ты сейчас говорил, что д’Омаль звучит очень хорошо. Бассомпьер, герцог д’Омаль, герцог и пэр, потому что для тебя я сделаю герцогство пэрством.
– Для меня? Но я не имею на это никакого права.
– Теперь нет, но если ты женишься на девице д’Омаль… Я много об этом думал во время моей болезни… Мое величайшее желание видеть тебя женатым на девице д’Омаль!
Бассомпьер посмотрел на короля с тревожным видом и принял осанку серьезную, голос его стал торжественным.
– Вашему величеству, вероятно, небезызвестно, что за двоеженство вешают…
