Шарм серебряного века. Филологиня - страница 13



Послушать во мгле, не утихнуть уже звездопаду

И чуду творенья мы были с тобою так рады.


Останутся снова поэмы и песни, и страсти,

Поэты в забвенье, и Слово в неведомой власти.

Останутся в мире лишь первые звуки творенья,

Усталые звезды коснулись внезапно забвенья.

И все, что до нас сотворили – оно ускользало,

И волны хрипели, и мудрость смывали безжалостно,

И новые свитки напрасно спасти мы пытались,

И там, в тишине обнаженные снова остались.


Вот так и живем, и теряем какие-то книги,

Лишь моря простор остается и страсти вериги,

А все остальное придумаем завтра мы сами,

И новые звезды опять засияют над нами.

И Фауст усталый, он бесу сегодня не верит,

Он мир этот чудный аршином своим только мерит,

И море, и небо над нами такая стихия,

И смотрим мы немо на шири и дали иные.


И облачных тройка коней уносилась к закату,

Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.

Усталые звезды искрились, и море хрипело,

Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела.


В раю одиночества цикл Силуэты

Разлюбила и стал ей чужой

И. Бунин


Старик метнулся в полночь и исчез,

Растаял где-то, только темный лес

Был с ним в тот миг и никого кругом.

Она сгорела в пламени ином.

А он себя за тот уход винил.

Еще был жив, но без нее не жил.

И кто бы смог, природе вопреки

Писать потом отчаянно стихи.


И стихла ночь, и не бурлит река,

Там тень ее прозрачная легка,

Там только этот мир и этот свет

Пропитан ею столько дней и лет.

И в полночи звучат ее шаги.

Она ушла. Она ушла с другим.

Все говорила, что в тумане ждут

Отец и сын, и несколько минут


Висит над ними яркий серп луны.

Старик один, он снова видит сны,

Причудливые, нет пути назад.

Хотя ни в чем, ни в чем не виноват.

Реквием Капитану корабля-призрака 21 августа

Как странно прекрасны летящие черные птицы,

Над белым простором они невесомы и немы,

И знаю, поэт мне сегодня любимый приснится,

Он землю оставил, он рвется в бескрайнее небо.

И снова из мрака Летучий Голландец выходит,

И птиц обалделых куда-то ведет за собой,

А синее небо, где призрак отчаянно бродит,

Нам дарит надежду на вечность, нам дарит Любовь.

Не ту, о которой мечтает в тумане чужая

Наивная дева, не зная, как справиться с ней,

Нам дарит он страсть, и о ней мы сегодня узнали,

Когда светлый Один седлает в тумане коней.

И с Дикой охотой проносится вечность пред нами,

И черные птицы пронзительно в небе кричат,

А что это было? Не знаю, я точно не знаю,

Куда эти души, как птицы, сегодня летят.

Нам пусто и странно на этой земле оставаться,

Нас жалят шипящие змеи и страхи, и сны,

И буря устала пред этой бедой бесноваться,

Но встретить Голландца с Охотой мы нынче должны.

А что выбирать, выбирать мне совсем не охота,

Устала скитаться, и больше не вижу земли.

И только куда-то несется в тумане Охота,

Она к небесам улетает и тает вдали.

И будет поэт над полями в тумане носиться,

Он землю оставил, он рвется в бескрайнее небо.

Как странно прекрасны летящие черные птицы,

Над белым простором они невесомы и немы.


Буря вдохновения и страсти

.Памяти Николая Гумилева


Как Летучий Голландец, душа уносилась во тьму.

И шутили матросы о чем-то, и долго смеялись.

Был суров капитан, и приблизился Дьявол к нему.

И забытые сны в этой бездне суровой остались.

Море дико ревет и бросает нас снова в туман,

И далекие скалы я вижу яснее и ближе.

– Мы погибнуть должны? Улыбается мне капитан:

– Невозможно погибнуть. И взор его снова я вижу.


Но о чем он опять? Мне узнать это странно теперь,